И я вошел.
— Садитесь.
Мужик за столом. Вечно одно и то же. Я сел.
— Мистер Буковски?
Ну.
Он назвался. Меня не заинтересовало.
Он откинулся на спинку кресла на колесиках, уставился на меня.
Наверняка он ожидал увидеть кого-то помоложе и посимпатичнее, поцветистее, поинтеллигентнее на вид, повероломнее… А я был стар, утомлен, незаинтересован, похмелен — и только. Сам он выглядел серовато и солидно, если вы знакомы с таким типом солидности. Никогда не дергал свеклу из земли с кучей батраков, не попадал в вытрезвитель раз по пятнадцать — двадцать. Не собирал лимоны в 6 утра без рубашки, потому что знал, что в полдень жара будет 110 градусов. Только нищим известен смысл жизни; богатым и обеспеченным приходится лишь догадываться. Тут я ни с того ни с сего подумал, странное дело, о китайцах. Россия сдала; может, только китайцы и знают, выкапываясь с самого дна, устав бултыхаться в поносе. Но опять-таки я ж аполитичен — это еще одна наебка, потому что история всех нас в конечном итоге имеет. А меня обработали с опережением графика — испекли, выебли, выпотрошили, ничего не осталось.
— Мистер Буковски?
— Ну?
— Гм… Э-э… у нас есть один информатор…
— Ну? Дальше.
— …который написал нам, что вы не женаты на матери своего ребенка.
Я вообразил, как он, со стаканом в руке, наряжает новогоднюю елку.
— Это правда. Я не женат на матери моего ребенка возрастом четыре года.
— Вы платите алименты?
— Да.
— Сколько?
— Этого я вам не скажу.
Он снова откинулся на спинку кресла.
— Вы должны понимать, что те из нас, кто состоит на службе правительства, должны поддерживать определенные стандарты.
Не чувствуя себя ни в чем виноватым, я не ответил.
Сидел и ждал.
О, где же вы, мальчики? Кафка, где ты? Лорка, застреленный на грязном проселке, где ты? Хемингуэй, утверждавший, что у него на хвосте ЦРУ, и никто ему не верил, один я…
Тогда пожилая, солидная, хорошо отдохнувшая, никогда не дергавшая свеклу серость повернулась, сунулась в маленький и хорошо отлакированный шкафчик у себя за спиной и вытащила шесть или семь экземпляров «Раскрытой Шахны».
Он швырнул их на стол, будто вонючие обсифованные и изнасилованные какашки. Постукал по ним рукой, никогда не собиравшей лимонов.
— Нам дали понять, что автором вот этих колонок — «Записок Старого Срамца» — являетесь ВЫ.
— Ну.
— Что вы можете сказать по поводу этих колонок?
— Ничего.
— И вы называете это писательством?
— Лучше у меня не получается.
— Что ж, я обеспечиваю сейчас двух сыновей, которые начали заниматься журналистикой в лучшем из колледжей, и я НАДЕЮСЬ…
Он постучал по листкам, по этим вонючим сраным листкам тыльной стороной своей окольцованной, не знавшей фабрик и тюрем руки и закончил:
— …я надеюсь, мои сыновья никогда не станут писать так, как ВЫ!
— У них не получится, — заверил его я.
— Мистер Буковски, наше собеседование окончено.
— Ага, — сказал я. Зажег сигару, встал, поскреб себя по пивному брюху и вышел.
Второе собеседование случилось раньше, чем я ожидал. Я прилежно — ну а как же? — трудился над выполнением одного из своих важных малоквалифицированных заданий, когда громкоговоритель бухнул:
— Генри Чарльз Буковски, явиться в кабинет Начальника Смены!
Я бросил свое важное задание, взял у местного вертухая разрешение на отлучку и пошел в кабинет. Секретарь Начсмены, старый посеревший рохля, осмотрел меня.
— Генри Чарльз Буковски — это вы? — спросил он, явно разочарованный.
— Ну да, мужик.
— Следуйте за мной, пожалуйста.
Я последовал за ним. Большое у нас здание. Мы спустились на несколько пролетов, обошли длинный зал и вступили в большую темную комнату, которая сливалась с другой большой и очень темной комнатой. Там в конце стола сидели двое, а стол длиной был, наверно, футов семьдесят пять. Сидели они под одинокой лампой. А на другом конце стола — один-единственный стул, для меня.
— Можете войти, — сказал секретарь. И смылся.
Я вошел. Эти двое встали. Вот они мы, под одной лампой в темноте. Я с чего-то подумал о заказных убийствах.
Затем подумал: это же Америка, папаша, Гитлер уже умер. Или нет?
— Буковски?
— Ну.
Оба пожали мне руку.
— Садитесь.
Ништяк, крошка.
— Это мистер из Вашингтона, сказал второй парень, один из местных главных засранцев.
Я ничего не ответил. Хорошая у них лампа. Из человеческой кожи?
Разговор повел мистер Вашингтон. У него с собой был портфель, внутри — довольно много бумажек.
— Итак, мистер Буковски…
— Ну?
— Ваш возраст — сорок восемь лет, вы работаете на Правительство Соединенных Штатов уже одиннадцать лет.
— Ну.
— Вы были женаты на своей первой жене в течение двух с половиной лет, разведены и женились на своей нынешней жене когда? Нам хотелось бы знать дату.
— Нет даты. Свадьбы не было.
— У вас есть ребенок?
— Ну.
— Сколько лет?
— Четыре.
— Вы не женаты?
— Нет.
— Вы платите алименты?
— Да.
— Сколько?
— Примерно как полагается.
Он откинулся на спинку кресла, и мы посидели просто так. Все трое не произносили ни слова добрых четыре-пять минут.
Затем возникла стопка номеров подпольной газеты «Раскрытая Шахна».
— Вы сочиняете эти колонки? «Записки Старого Срамца»? — спросил мистер Вашингтон.
— Ну.
Он передал экземпляр мистеру Лос-Анджелесу.
— Вы этот видели?
— Нет-нет, не видел.
По верху колонки шагал хуй с ногами, огромный ОГРОМНЫЙ шагающий хуй с ногами. История была про одного моего друга, которого я выебал в жопу по ошибке, пьяный, свято веря, что он — одна моя подружка. Потом две недели я не мог выжить этого друга из своей квартиры. Быль, можно сказать.
— И вы называете это писательством? — спросил мистер Вашингтон.
— Про писательство не знаю. Но мне показалось, что это очень смешная история. Вам не показалось, что она юмористическая?
