— Кто же тогда это мог сделать?
— Федор Андреевич, давайте будем до конца откровенными друг перед другом. Мне известно, что Артем Киреев был принужден Элеонорой Робертовной к сожительству. Не к совместному проживанию, как вы понимаете, а к неоднократному сексу по принуждению. Чем она его запугала, не знаю, но я сама была случайной свидетельницей их отношений.
— В каком смысле? — не понял Волков.
— В том самом смысле, что из коридора своими ушами слышала, как Герберова выговаривала Артему в достаточно жестком тоне. И он терпел. Из своей практики знаю, что так терпеть может человек, на которого есть определенный компромат. Вам известно, на чем Элеонора его зацепила?
Волков некоторое время молчал, но потом кивнул.
— Догадываюсь. Но это не моя тайна.
— Наркотики?
Волков неохотно кивнул.
— Предполагаю, что Артема взяли за распространение? — произнесла Вера. — В театр приезжали из госнаркоконтроля, беседовали со Скаудером или с вами…
— Со мной, потому что Гилберт был тогда в Лондоне.
— Узнав, что произошло с Киреевым, вы бросились помогать. Наверняка подняли свои связи в полиции. Скорее всего, вам отказали… Вы понеслись к Герберовой, и она решила дело.
— Точно так и было.
— А потом она вызвала к себе Артема… Нет, скорее всего, она приехала в театр и, оставшись с Артемом наедине, сказала, что дело прикрыто и будет прикрыто до тех пор, пока она этого хочет. Если он будет отказывать ей в маленьких удовольствиях, то очень быстро поедет на зону, где будет оказывать удовольствие уже не таким приятным людям, как она.
Волков кивал, склоняясь головой все ниже и ниже, словно выслушивал обвинение.
— Что она говорила — не знаю, но очень похоже, что вы близки к истине, — вздохнул он. — Но уверяю, что Артем не может быть убийцей!
— Вы знаете, где живет… жила Герберова? — перевела тему Вера.
— В центре, в Елисеевском переулке. Как раз между памятниками Ростроповичу и Низами. Неподалеку дом артистов МХАТа, но у нее тоже очень престижный, там еще переход рядом с желто-белыми полосками.
— Сколько минут пешком до здания Министерства культуры?
— Не знаю, минут десять, наверное, но она всегда на машине ездила.
— Вы были у нее дома?
— Один раз с Гибелью Эскадры. Он меня с собой притащил, якобы он ее боится, а договариваться надо. Только разговора не получилось. При мне, по крайней мере. Мы о том о сем лясы поточили, она угостила нас коньячком — по рюмочке всего и выпили. Потом Гибель Эскадры остался, а я удалился. Вышел на Тверскую, дошел до метро «Охотный Ряд» — это совсем рядом — и домой, к жене.
— Как у нее дома?
— В смысле, какая обстановка? Если скажу шикарная, то это будет явная недооценка. Я — народный, бываю в домах других народных, в том числе с европейской или даже мировой популярностью, многие из них руководят труппами прославленных театров, но ни у кого такой роскоши нет. Квартира большая — четыре комнаты. Хотя, может быть, три комнаты небольшие, зато гостиная — огроменная: в ней даже белый рояль «Стенвей» стоит. А Герберова играть совсем не умеет. Сказала, что для гостей держит, потому что у нее бывают известные исполнители, которые горят желанием порадовать хозяйку. Но мне кажется, она специально меня позвала через Гилберта, чтобы унизить. Она ведь помнит нашу с женой квартирку и наверняка решила, что умру от зависти, расскажу жене и она тоже умрет. Но я даже не сообщил дома, где побывал. Человеку не двухсотметровая квартира с роялями нужна и не два аршина земли, как считают некоторые скептики, а весь мир.
— Что ж, спасибо, Федор Андреевич, — сказала Вера. — Поздно уже.
Она поднялась на ноги.
— Я провожу вас, — встал следом Волков.
— Не надо, я хочу на воздух выйти, посмотреть, как солнце встает, ведь мы идем прямо на него.
— Тогда тем более я постою с вами. Только заскочу в каюту, прихвачу плед, чтобы вы не замерзли. Ветерок с моря задувает промозглый. Я это почувствовал, когда мы еще на заходящее солнце шли.
Они поднялись к каюте, которую Волков делил с Козленковым. Федор Андреевич зашел внутрь на несколько секунд и вернулся с шотландским пледом.
— Это точно не Леха сделал, — уверенно произнес Волков, — Козленков спит сейчас сном младенца и чмокает во сне губами. Разве убийца может спать так спокойно и безмятежно?
— А вы не видели, куда Козленков свой нож выбросил, когда каяться пришел?
— Как я мог видеть? Я же вроде как на дне моря лежал с дырой в груди и жаждой мести.
— И кто тот нож поднял, тоже не видели? — допытывалась Вера.
Волков покачал головой.
Они поднялись на третью палубу. В коридоре на стуле возле двери, за которой лежало тело Герберовой, дремал матрос. Услышав шаги, он встрепенулся, но Вера была уверена, что, едва они пройдут, паренек вновь закроет глаза, но замечания делать не стала.
Вера и ее спутник вышли на воздух. Красное солнце уже поднималось из воды.
— Действительно, человеку нужен весь мир, — вспомнила недавний разговор Вера.
— И любовь, — негромко произнес Федор Андреевич.
Перед тем как вернуться в каюту, Вера зашла на ходовой мостик. Капитан Шкалик стоял у приборов, штурман спал в кресле.
— Занимаюсь любимым делом. Веду корабль по курсу, хотя это мне только кажется, что веду я, а на самом деле ведут приборы, за которыми я просто с восторгом наблюдаю, — поделился капитан. — Вот система предупредительной сигнализации при подходе судна к очередной путевой точке, вот сигнализация о выходе судна на опасную глубину, средство автоматической навигационной прокладки, система управления судном по курсу с автоматически срабатываемым сигналом, когда судно отклоняется от курса… А это автоматическая навигационная система. Вы бывали когда-нибудь прежде на ходовом мостике?
— Один раз, три часа назад, когда познакомилась с вами, — усмехнулась Вера.
— Завтра я покажу вам все судно, — пообещал Шкалик. — Вы даже не представляете, как я люблю свою работу!
— Представляю. Я тоже не могу жить без своей. И актеры, которые сейчас спят в каютах, тоже занимаются любимым делом. И матросы ваши наверняка. Хотелось бы думать, что и Софьин любит то, чем он занимается.
Григорий Михайлович не ответил. Он показал на солнце, поднимающееся из-за горизонта.
— Самое красивое зрелище, которое я видел в своей жизни. И ведь сотни раз видел! Представляете, какое это счастье видеть солнце, встающее над морем? Как жить без этого?
Он молчал, молчала и Вера.
— Вы замужем? — спросил вдруг капитан. — Кольцо на вашем пальце я видел, но в наше время оно ничего не значит. То есть для кого-то оно значит все, а для кого-то… Некоторые незамужние дамы его носят, чтобы казаться солиднее… — Он смешался и неловко закончил: — Извините, если что-то не так.
