— Думаешь, это он человека живьем сжег? — недоверчиво спросила Женя, представив себе ученого мужа, пусть и не совсем безупречной репутации, подпирающим поленом входную дверь и подносящим спичку.
— Не знаю, Женечка, — таким же спокойным, тихим голосом ответила бабушка. — Людмила Петровна говорит, что он с пенсионером этим поругался очень незадолго до пожара и даже с криком и руганью из его дома выбежал. У Чурбакова к тому времени стройка уже полным ходом шла, и места на участке ему явно не хватало. Не знаю. В садоводстве разное говорили, хотя напрямую никто его не обвинял. А только дом этот очень вовремя сгорел. И с Чурбаковым соседи с тех пор стараются не ссориться, но и дружбы не водят. А в прошлом году он собачку одну задавил, маленькую. Эта собачка единственным близким существом была для подруги Людмила Петровны. У нее несколько лет назад муж и дочерь беременная в аварии погибли, а зять, который за рулем сидел, выжил. Одна она осталась, с тоски собачку завела. Собачка была противная, конечно, писклявая, лаяла на всех, но никто не жаловался, очень ту женщину жалели. Никто, кроме Чурбакова. Он частенько орал, что ни покоя, ни отдыха от этого гавканья нет. А потом взял и задавил. Сказал, случайно, не заметил, как она под колеса кинулась. Так что сама решай, что он мог, а что нет, — закончила свой рассказ бабуля, а Женька серьезно задумалась.
— Ну а с лаборанткой этой Ангелиной, вот уж кому имя подходит, — уже совсем другим тоном продолжила бабуля, — все просто. Девчушка, конечно, миленькая, но ангел только с виду. Эта любого вокруг пальца обведет. Ласковая, нежная, а попробуй на нее покуситься, такие зубищи покажет, что без мясорубки в мелкий фарш кого хочешь перемелет. Мужики, конечно, идиоты, ходят за ней, слюной весь пол обкапали, причем все, от последнего м. н.с.
[4] до директора института, да только она их всех дразнить дразнит, а в руки не дается. Лиса!
— А что про нее и Кайданова говорят? — Успехи девушки Ангелины на фронте покорения мужчин Женя и сама лицезрела.
— Говорят, что она в него влюблена была. А Людмила Петровна с Галиной Степановной считают, что она его просто из семьи увести хотела. Еще бы, такая партия! Кайданов в институте не последним человеком был. Ему большое будущее прочили, и за границей его знали, он почетным академиком каких-то университетов был. Да только он на нее не клюнул. Умный, наверное, мужик был. Галина Степановна сама видела, как Ангелина вокруг Кайданова в столовой увивалась, а он вежливый такой, культурный, и не придерешься к нему, а дистанцию держит. Уж она чего только не делала, и пуговки на халате расстегивала, и в кабинет к нему то и дело заскакивала, и у выхода из института поджидала, а все мимо, — с непонятной внутренней гордостью рассказывала Анна Ивановна, словно говорила не о чужом незнакомом человеке, а о собственном внуке. — Мужики, конечно, все пальцем у виска крутили, такой лакомый кусок сам в рот идет, а Кайданов рот раскрыть ленится. А женщины, наоборот, очень его за это уважали. А однажды, месяца три назад, даже собрание устроили неофициальное, и Ангелину туда вызвали и предупредили, если она Кайданова в покое не оставит, будет семью его разрушать, они будут требовать у руководства ее увольнения.
— Да? А она что? — заинтересовалась Женя.
— Да ничего. Посмеялась им в лицо и к себе на рабочее место пошла, — вынуждена была признаться Анна Ивановна. — В общем, Женечка, ты не волнуйся, я на посту.
Суровцев позвонил поздно, они с Платоном уже ужин доедали.
— В общем, так. Барсукова твоя никакая не Барсукова, а Редькина Александра Николаевна. Родилась она не в Петербурге, а в Челябинске, в наш город приехала учиться, окончила медучилище, потом поступила в педагогический университет на химфак. Но с третьего курса ушла, причем с какой-то темной историей. Вроде как ее оттуда попросили, но, в чем дело, никто точно не говорит, — рассказывал Суровцев, громко, бесстыдно чавкая.
— Петр Леонидович, вы бы хоть сперва прожевали, а потом звонили, слушать невозможно, — не выдержала наконец Женька, сидевшая перед телефоном с брезгливо поджатыми губами и сморщенным носом.
— Ты, Потапова, покапризничай еще и будешь сама со своими проблемами разбираться, а я голодный, и, между прочим, по твоей вине. Вместо того чтобы вовремя домой прийти и сесть за стол, как все люди, ужинать, я по твоим личным вопросам полдня по городу пробегал. Мне это надо?
— Извините, — заливаясь краской стыда и раскаянием, проговорила Женя. — Ладно, жуйте.
— То-то. Так вот. С тех пор барышня нигде не работает. Точнее, не работает по своим документам, и подолгу.
— А занимается промышленным шпионажем, — подсказала майору Женя.
— Да нет. Отчего же. Не только, — не оценил Жениной проницательности майор. — Может компромат на влиятельное лицо состряпать, может компаньонов поссорить, семью разбить, наследников лишить наследства. В общем, что угодно за ваши деньги.
— Интересная штучка. И дорого берет? — не скрывая антипатии к авантюристке, уточнила Женя.
— Недешево. Тот рыжий, ее арт-директор, как она его называет. Тип непростой, с бурным прошлым, причем с уголовным. Так что, считай, легко отделалась. На мокром деле его пока еще никто не ловил, ну, так это «пока», — многозначительно, полным оптимизма голосом проговорил майор, чем жутко «подбодрил» Женьку.
— А что им в институте понадобилось? — мужественно спросила Женя, отгоняя от себя видение чужих пальцев на собственной шее.
— Кайданов твой им понадобился. Но не просто так. Сперва Барсукова, точнее Редькина, должна была очаровать мужика, затем склонить к сотрудничеству с фармакологическим концерном, потом организовать его переход на постоянную работу и параллельно раздобыть или сфабриковать на него компромат, причем такой, чтобы Кайданов на этот концерн всю жизнь горбатился и пикнуть не смел, — закончил довольный собой Суровцев. — Ну, как тебе история?
— Замечательная, — сухо высказалась Женя. — Можно, финал я сама расскажу. Когда стало ясно, что чары Ангелины не срабатывают, они на него наехали, он заартачился, и они его грохнули с трагичным возгласом: «Так не доставайся ж никому!» Они вам во всем признались, вы их арестовали, убийство Кайданова раскрыто.
— С чего ты взяла? — удивился Суровцев. — Никого я не арестовывал. И Кайданова они не убивали. Во всяком случае, мне в этом никто не признался, а, наоборот, утверждали, что смерть Кайданова была им крайне не выгодна. Для них самих она стала полной неожиданностью и грозит потерей денег. Заказчик может с ними вовсе не рассчитаться.
— И вы им поверили? — с горькой укоризной спросила Женя.
— Я им не поверил, — возразил Суровцев. — У меня просто нет доказательств обратного. К тому же у твоей Ангелины есть алиби, а ее рыжего дружка сейчас проверяют. Так что можешь спокойно рулить домой, к тебе они теперь близко не подойдут, — заключил Суровцев.
— Спасибо, — коротко поблагодарила майора недовольная Женька.
