— О чем с журналисткой трепалась, сволочь тупая? — повторил ей вопрос сидевший рядом бугай.
— Да с какой журналисткой-то? — подбавила слезливости в голос Полина, искренне не понимавшая, чего от нее надо.
— С той, что с тобой в автобусе ехала, — членораздельно прошипел спереди дядька.
— Так она лаборантка, на работу приезжала к нам устраиваться, — перестала плакать Полина, тут же успокаиваясь. Видимо, им эта девка нужна, с облегчением решила Полина и разгладила складки на шубе.
— Лаборантка, говоришь? — усмехнулся отчего-то дядька.
— Ну да, — пожала плечом Полина не без некоторого кокетства.
— И чего она от тебя хотела?
— Спрашивала, много ли мужиков у нас работает, можно кого-нибудь подцепить, как платят, и вообще, — шмыгнув носом, пояснила Полина, шаря по карманам в поисках платка.
— Про препарат и лабораторию чего спрашивала? — нетерпеливо спросил дядька, оглянувшись на водителя и кивнув ему.
— Да спросила, чем мы там занимаемся, я ей сказала, что фигней какой-то. Что покойный завлаб старый препарат на доработку вернул.
— И что ты ей про препарат сказала?
— Сказала, что от гипертонии, она спросила, как называется, а я и сама не помню, — сморкаясь, ответила совершенно успокоившаяся Полина.
Но успокоилась она видно зря, потому что по знаку старшего здоровенный детина вдруг схватил ее за грудки так, что ей сразу же стало не хватать воздуха.
— Ты за лохов нас не держи, что журналистке наплела? Почему она тебя выбрала? Ты с ней раньше встречалась? Она бабки тебе обещала, чтобы ты ей инфу слила?
— Да какая журналистка-то? Ой, мамочки, задушишь! — барахталась в своей шубе Полина. — Я ее только в автобусе и увидела, а раньше и знать не знала! Да на кой она мне!
— Последний раз спрашиваю, что она от тебя хотела? — прошипел хрипло дядька, и Полина вдруг с испугом заметила, что машина уже не едет, а стоит.
— Да вот чем хошь поклянусь, что первый раз в жизни ее видела, да и ничего она такого не спрашивала. Я ей даже название препарата не сказала! Да я вообще ничего не знаю!
— Врет, — процедил сквозь зубы детина, не ослабляя хватки. — Я проверял, она раньше с Девятовым спала.
— Да он со всеми спал! — снова захныкала Полина. — Он вообще ко всем клеился! А я не знаю ничего, и ей ничего не говорила, ни про баб беременных, ни про уродцев их, ни о шизиках из эксперементалки, — выла Полина, изо всех сил давя на жалость, усиленно обливаясь слезами, а потому не заметила, как изменилось лица ее похитителей.
— Значит, о шизиках не сказала? — ласково спросил хриплый дядька.
— А зачем? Ей же не это было интересно? И вообще, она сразу у метро свалила, даже дослушивать не стала, — все еще не замечая промаха, отчитывалась Полина.
— А сама о них откуда узнала? — так же ласково и спокойно прохрипел с переднего сиденья старший.
— Так я с Девятовым однажды в клинику ездила, за компанию, он потом обещал домой подбросить, и затем у закрытого корпуса ждала. А он злой пришел, и всю дорогу ругался, и домой меня не повез, а у метро выкинул. Я не все поняла из того, что он говорил, только что шизанутые те, как таблеток наших наедятся, так совсем с катушек съезжают, — торопливо рассказывала Полина, стараясь разглядеть сквозь непроницаемые стекла, куда ее завезли и далеко ли теперь до дома топать. — Им потом хоть кувалдой по башке, хоть в горящую машину залезть, все по барабану.
— Так. А «лаборантке», значит, говорить об этом не стала? — вкрадчиво уточнил дядька.
— Так она и не спрашивала, — максимально убедительно проговорила Полина, кивая дядьке всем корпусом.
Дядька ей ничего не ответил, просто молча отвернулся, а сидевший рядом здоровяк открыл дверь и потянул ее за рукав на улицу.
— Вылезай давай, — коротко велел он, вытаскивая Полину под мокрый секущий снег.
Она тут же недовольно скривилась, поскользнулась на раскисшей пожухлой траве газона, но выругаться не успела. Почувствовала на шее узкий, режущий кожу шнур. Задергалась, захрипела и наконец обмякла. Весь мир для нее мгновенно свернулся в крохотную черную точку и исчез.
Они действительно оказались словно на собственном маленьком тропическом островке. Пол был устлан настоящим песком, теплым и нежным, деревянные лежаки, маленький бассейн с морской водой, экзотического вида массажистки и тихий шелест волн вместо музыки.
Женя ощущала глубокое, безмятежное блаженство. Словно не было долгого, промозглого ноябрьского дня, с мокрыми ногами, толчеей общественного транспорта, с поиском свидетелей. Да и убийств никаких на свете тоже не существовало. А существовали только тепло, нежность ласковых, сильных рук, разминающих ей спину, ароматы тропического сада, шелест океанских волн и покой. Женька счастливо вздохнула. Она даже забыла о лежащем на соседнем топчане финансовом консультанте, настолько ей было чудесно в этом СПА-раю.
Возможно, она и не вспомнила бы о нем до конца процедуры, если он сам о себе не напомнил.
— Ну, Женечка, как вам наше маленькое путешествие в тропический рай? — промурлыкал он у самого уха тягучим, глубоким, как рокот прибоя, голосом.
Не ответить было нельзя. Во-первых, невежливо, во-вторых, неудобно. Вдруг обидится? А Женьке отчего-то не хотелось, чтобы он обижался. А потому она повернула к нему свое сонное, бессмысленно счастливое лицо и размякшим голосом, едва ворочая языком, пробормотала:
— Чудесно.
— Надеюсь, вы уже забыли о сегодняшних странствиях по сырому, холодному городу? — продолжил он светскую беседу.
«Забыла, пока ты не напомнил», — выныривая из блаженной безмятежности, недовольно подумала Женя. Но вслух лишь неопределенно промычала, что должно было означать: «Отстань, не видишь, я в трансе».
Консультант намека не понял, а потому продолжил беседу, видимо, считая своим долгом развлечение ангажированной дамы. А может, хотел таким образом подготовить почву для перехода их пока еще безобидных отношений на новый уровень близости. Обстановка располагала, а массаж был небесконечен. По его окончании сотрудницы салона должны будут покинуть их… Они останутся одни в отдельном кабинете с бассейном, парной и мягкими топчанами?
Женя тревожно заерзала.
— Я так и не понял, что вас привело в такое непрезентабельное и удаленное от цивилизации место, как проспект Просвещения? — бубнил консультант, пока Женька соображала, как будет теперь выкручиваться из двусмысленной ситуации.
Никакого сближения и никаких переходов на новый уровень она не планировала. А планировала… Господи, да ничего она не планировала! Дома она сидеть планировала! Женька чувствовала приближение паники, ну, не изнасилует же он ее? И чего он там бубнит про проспект? Ах да, что она делала на проспекте Просвещения? Это тема безобидная, ее стоит поддержать. Недавнего безмятежного покоя в Женькиной душе и след простыл.
