— Посмотришь на того пацана, о котором рассказывал Григорий.
— Того, который со стальной ячейкой сражался, как с Терминатором? — Судя по голосу, Автандил улыбнулся. — Уже иду!
Его продвижение к месту назначения дежурный наблюдал на экранах.
Три минуты спустя рация в дежурке вновь ожила, прохрипев без тени веселья:
— Серго, вызови медиков и полицию! Парня вырубили, лежит в крови на выходе из перехода, сразу за углом, а это уже смежная территория…
— Эй, что за тварь на ребенка напала! — возмутился дежурный, без задержки отправляя вызов в медпункт к смежникам.
* * *
Где ползком, где на четвереньках выбравшись из оврага (это не добавило нам красоты), мы с Алкой бегом бежали до первого фонаря, но, бабочками влетев в конус зыбкого желтого света, резко остановились и забились в истерике.
Я, например, в жизни не видела зрелища кошмарнее, чем Трошкина в образе «из-под плиты могильной выползень»!
В свою очередь, Алка, рассмотрев меня, аж задохнулась:
— Ку… ку…
— Сама ку-ку, на себя посмотри!
— Ку-кузнецова, ты вы-вы…
— Выгляжу жутко?
— Вы-вымыться не хочешь? Если ты не планируешь сегодня осиротеть, в таком виде домой являться нельзя, а во дворе я видела колонку. Давай хоть умоемся!
Допотопная колонка во дворе наше стремление к чистоплотности шумно не одобрила. Я налегла на железную ручку животом, и древнее водоразборное сооружение заскрипело, захрипело, потом заклокотало и гневно плюнуло. Трошкина потрепанным флажком повисла рядом со мной, вдвоем мы с усилием покачались на ручке вверх-вниз, и наконец из крана хрустальным столбиком вывалилась тугая струя.
Вода была ледяная, но мы с подружкой старательно вымыли лица, руки и ноги, сделавшись чуть менее похожими на зомби и чуть более — на живых людей.
Стараясь не стучать зубами и шикая друг на друга, прокрались в подъезд, открыли дверь и… ослепли от яркого света, коварно включенного в прихожей в момент нашего появления.
— Добрый вечер, — вежливо сказал миллионер-диверсант, убирая руку от выключателя.
— Точно добрый? — усомнилась я.
Посреди коридора, скрестив на груди руки, высился Зяма. Напряженные мускулы и потемневшее лицо придавали ему поразительное сходство с Отелло в финальном акте всем известной пьесы.
— Где ты была, несчастная?! — откровенно пристрастно поинтересовался он у замершей Трошкиной драматическим шепотом.
Драматизм я не оценила, а шепот одобрила: завопи Зяма в голос, набежали бы наши аксакалы, и сакраментальный вопрос «Где ты была?!» перепевался бы во множестве вариантов а-ля греческий хор до самого рассвета. В данный момент и в этой конкретной ситуации мне не хотелось публичности.
Бедная Трошкина снова начала заикаться:
— Мы гу-гу…
— Гусыни безмозглые? — предупредительно подсказал Зяма, благоразумно не повышая голос. — Где вы шлялись, птички?
— Мы гуляли…
— Не ори на нас, мы, между прочим, тебя искали! — Я перешла в наступление.
— Да! — выступила из-за моей спины осмелевшая Алка. — Мы искали тебя! А ты где был, несчастный? Где ты шлялся?!
— Нигде я не шлялся, я давно уже дома, даже выспаться успел!
— И даже проспаться, — ехидно заметила я, прозрачно намекая на распитую братцем чачу.
— Не понимаю, о чем ты, — не спасовал братишка. — И почему это вы мокрые, как мыши?
— Вот только не надо опять про мышей, — поморщилась я. — И мы не мокрые, а немного сырые. Сам понимаешь, жара, высокая влажность, на холмах Грузии лежит ночной туман…
— В первоисточнике «на холмах Грузии лежит ночная мгла», — сунулась к моему уху вечная отличница.
— Первоисточник нам сейчас не помощник, — шепотом ответила я ей. — И вообще, Зяма, что это за допрос? Некогда нам с Алкой в пыточной засиживаться, у нас еще полно важных дел!
— Ночью? — язвительнейше уточнил братец.
— А враг не дремлет! — отразила я шпильку. — Короче, нет времени вводить тебя в курс дела, хочешь быть причастным — смени пижаму на нормальный прикид, пойдешь с нами. Живо!
Командный голос в нашей семье уважают. Зяма щелкнул воображаемыми каблуками и убежал переодеваться.
— А можно мне тоже с вами? — наконец подал голос Матвей.
В глазах его плескалось зеленое море тоски.
— Пусть идет, — сжалилась над беднягой Трошкина. — Сейчас ночь, темно, кто его там увидит, а нам не помешает лишняя пара крепких рук. Мало ли, вдруг опять нужно будет сломать дверь или отбиться от врага?
— Чувствую, я пропустил немало интересного, — пробормотал вернувшийся Зяма, на ходу натягивая футболку. — Все, я одет! Еще распоряжения будут? Может, нужно взять с собой сухой паек, примкнуть штыки или набить газыри патронами?
— Рот закрой и шагом марш, — распорядилась я. — Я скажу, когда надо будет кому-то что-то набить.
— Я тебе, Зямочка, по дороге все объясню, — пообещала любимому добрая Алка.
Метро уже закрылось, пришлось ловить такси и раскошеливаться на его оплату.
— Ничего, ничего! Сейчас как выкопаем из Заразиного меда золото древних скифов, так и вернем свои затраты с процентами! — алчно потирая ладони, приговаривал наскоро просвещенный Алкой Зяма.
— Почему обязательно золото древних скифов? — не понял сибиряк Матвей.
— Потому что это мировое наследие Кубани, мелкие побрякушки великой цены. А что еще такое компактное и ценное можно вывезти с нашей малой Родины? Я бы поставил на гигантский алмаз, но нет у нас кимберлитовых трубок… Или уже есть, а я не в курсе? — Братец обратился ко мне.
— А почему я должна быть в курсе каких-то трубок?
— А кто у нас якшается со всезнайками из теленовостей? — Зяму несло. — Ты вспоминай, не рассказывал ли Смеловский о том, что екатеринодарские ученые изобрели какую-нибудь поразительную хрень вроде вечного двигателя или машины времени?
— Научное изобретение вывозили бы в виде формул и чертежей, — включилась в беседу Алка. — Формулы и в голове поместятся, а чертежи вряд ли влезут в банку. Не мятым же комом их туда впихнули?
— А может, это действующий прототип? — не отступился Зяма. — Тогда его разобрали и вывозят по частям. Кстати, это объясняет, почему была не одна банка, а минимум две.
— Прекращ-щ-щайте болтать! — зашипела я. — Водитель, прислушиваясь к вам, уже отрастил себе уши эльфа!
— В самом деле, к чему этот спор, — поддержала меня рассудительная подружка. — Если банка до сих пор еще в ячейке, мы уже через пятнадцать минут все узнаем.
Со сроками она не угадала. Через четверть часа мы только подъезжали к вокзалу, а потом еще некоторое время выжидали, окопавшись на ближних подступах к камере хранения.
