Маргоша сидела с каменным лицом, и казалось, вообще не
слышит криков своего взбесившегося мужа. Дождавшись паузы, она произнесла:
– Но ведь ты не сможешь больше танцевать, если возьмешь на
себя казино.
– Не смогу, – кивнула Катя, – но, если я не возьму на себя
казино, театра не будет.
– Это кто тебе сказал? – Константин Иванович успел немного
прийти в себя и уже не кричал. – Почему ты так плохо думаешь о людях? Давай еще
раз обсудим все спокойно. Ты ведь можешь отказаться, ты талантливая балерина,
тебе всего лишь тридцать, и столько лет впереди. Я обещаю тебе… – Не надо,
Константин Иванович, – вздохнула Катя. – Это мне сказал Валера. И обсуждать нам
нечего. Он все уже решил. Он, а не вы и не я.
– Я старый идиот, – пробормотал Калашников, – наивный старый
идиот… Катя подумала, что как раз наивностью здесь и не пахнет, но, разумеется,
вслух этого не произнесла.
– Костя, поехали домой. – Маргоша соскользнула с
подлокотника кресла и направилась в прихожую. Калашников резко поднялся и
последовал за ней.
– Я еще буду разбираться с этим завещанием, – пообещал
Константин Иванович, стоя на пороге, – я не верю. Оно может быть и поддельным.
Вместо «до свидания» он громко шарахнул дверью.
Иван Кузьменко понял наконец, что не дает ему покоя. История
с анонимными звонками и щепками в подушке. Ольга Гуськова категорически
отрицала какие-либо попытки напугать и «извести» жену убитого. На все другие
вопросы она отвечала вяло, не говорила ни да, ни нет, пускалась в долгие
философские рассуждения о грехе и смирении. Казалось, она все время находится в
каком-то ступоре, полусне.
Обстановка КПЗ подействовала на нее настолько угнетающе, что
она окончательно замкнулась в себе, бормотала молитвы, иногда на допросах чуть
не засыпала, начинала покачиваться, сидя на стуле с закрытыми глазами. Но
стоило коснуться темы звонков, угроз, щепок в подушке, Ольга вскидывала голову
и твердо заявляла:
– Нет, этого я не делала. За мной много грехов, но черной
магией я не занималась никогда. Я крещеный человек, и нет греха ужасней.
Надо ли выяснять правду об анонимных звонках и черной магии,
когда речь идет об убийстве? Звонила Ольга или нет, колдовала, чтобы извести
соперницу, или нет – разве это так уж важно? Возможно, адвокат зацепится, чтобы
смягчить приговор, но для следствия эти детали уже особой роли не играют.
И все-таки Иван Кузьменко, повинуясь своей обычной
дотошности, хотел выяснить все до конца. Он обратил внимание, что из всех, с
кем он беседовал на эту тему, наиболее охотно и эмоционально говорила Жанна
Гриневич, домработница. История со щепками в подушке потрясла ее ничуть не
меньше, чем убийство. Судя по всему, она относилась к тому типу женщин, которых
хлебом не корми, дай поговорить о чем-то этаком, запредельном, колдовском.
Жанна жила с родителями в маленькой двухкомнатной квартирке
на Сретенке.
– Вы правильно сделали, что пришли ко мне! – заявила она,
как только майор переступил порог. – При Кате я не могла вам рассказать все
подробности. Она считает, что это бред. Но я уверена, эта женщина всерьез
хотела ее извести. С такими вещами не шутят. Сейчас ведь известно, какой силой
обладает биополе, и черная магия существует!
– Жанна Яковлевна, давайте пройдем куда-нибудь, в комнату
или на кухню, и вы расскажете мне все по порядку, спокойно, с самого начала.
– Да, конечно. Пойдемте в комнату. Или лучше на кухню. В
комнате нельзя курить. Вы чаю хотите?
Они прошли в чистенькую уютную кухню, майор отказался от
чая, но Жанна все равно поставила чайник, принялась доставать какие-то вазочки
с вареньем, печеньем, конфетами.
– Давайте сначала поговорим, – попросил майор.
– Да, конечно. – Она уселась за стол. Но спокойно и по
порядку она рассказывать не могла. Слишком захлестывали эмоции.
– Катя заметила, что бомжиха не настоящая. Она так и
сказала: бомжиха была театральная… Потом еще лифчик в кармане халата… об этом
она вообще запретила говорить. Нет, ну вы понимаете, я ведь точно помню, что в
ту ночь постирала оба халата. Я когда закладываю в машину, обязательно проверяю
карманы. Он ведь оказался там уже после убийства. Вы представляете? А Катя
просто выкинула в ведро. Взяла двумя пальчиками, выкинула, а потом руки пошла
мыть. Я говорю: ты что делаешь? А она так усмехается и спрашивает: это тоже,
мол, следователю предъявить в качестве улики?
– Одну минуту, Жанна Яковлевна, я не понял, какой лифчик?
– Чужой! Эта женщина бывала в доме и ненавидит Катю. Ну
ладно, в августе Катя была на гастролях, и Глеб приводил свою бабу. А потом,
после убийства? Откуда взялся ее лифчик в кармане его халата, спрашивается?
Кузьменко вспомнил, как Иветта Тихоновна Гуськова жаловалась
на рассеянность внучки и сообщила ему интимную подробность про потерянный
лифчик. Ольга перерыла весь дом. А предмет ее туалета, оказывается, был в
кармане халата Глеба Калашникова. Все эти пикантные подробности вполне
объяснимы, однако говорливая Жанна права: каким образом сей предмет попал в
чужой дом, в чужой карман уже потом, после убийства?
– Она точно хотела Катиной смерти, и я совершенно не
удивлюсь, если окажется, что именно она стреляла, но не в Глеба, а в Катю. – у
Жанны был очень высокий голос, она тараторила так быстро, что у Кузьменко
звенело в ушах.
– Подождите, а почему Екатерина Филипповна решила, будто
бомжиха «театральная»? Она как-то объяснила свою догадку? – спросил он,
закуривая.
– Очень правильно объяснила. Она сказала, что настоящая
уличная попрошайка не отказалась бы от денег. И еще – от нее не воняло, от той
бомжихи. Ну, понимаете, она выглядела так, словно только что вылезла из
помойки, совершенно пьяная к тому же. Но при этом не было вони. И перегаром не
пахло. Я тоже заметила. Но, знаете, я все не дойду до главного! Теперь ведь
точно известно, кто звонил. Ее зовут Светлана Петрова. Катя сначала догадалась,
вычислила, но не была уверена. А потом ее мама пришла на поминки… Я, кстати, не
знаю, появилась она или нет, эта Светлана. Она пропала в субботу. Катя даже
ездила в воскресенье ее искать – она на рынке «Динамо» торгует. И
представляете, она стала Катю шантажировать, сказала, что, мол, звонила по
чьей-то просьбе, и за три тысячи долларов готова сообщить – кто именно
попросил. Назначила встречу и не пришла. Но она. Света Петрова, никогда не была
любовницей Глеба, у него был роман с другой женщиной, ее звали Ольга, она
училась в одном классе с Маргошей, с Маргаритой Крестовской. А последний
разговор, там, где эта хулиганка начала свой шантаж, Катя догадалась записать
на пленку. Вы знаете, я так беспокоюсь за нее. Не потому, что мне нравится у
нее работать и она мне хорошо платит, хотя и поэтому тоже. Просто у нас с ней
уже давно родственные отношения, она мне как сестра… Просидев у Гриневич еще
полчаса, выслушав все подробности про спившуюся парикмахершу Эллу Анатольевну
Петрову и ее дочь Светлану, выпив чаю с вишневым вареньем, майор отправился в
управление. А еще через полчаса он узнал, что Петрова Светлана Геннадьевна 1965
года рождения была найдена убитой на пустыре в Конькове.
