– Нэ-эт! – вопил он. – Нычэго нэ знаю! В натурэ, мужикы,
ничэго!
В спальне происходила крутая разборка. Совсем крутая. Ляля
поняла это не только по грохоту, стону и ужасу, который дрожал в осипшем голосе
Князя, но и по вкрадчивым, совсем тихим голосам незваных гостей. Кто они?
Сколько их? Чего хотят? Лялю от них отделяла всего лишь тонкая дверь ванной
комнаты, пока что запертая на задвижку, но в любую минуту ее вышибут ногой.
Может, это люди Лунька? Однако с чего бы Лунек прислал своих «быков» к Ляле
домой ранним утром? Князь и так прочно сидит на крючке… А если это Голубь? Он
ведь запросто мог узнать, что его человека подсадили на крючок с Лялиной
помощью.
Ляля нервно вбивала кончиками пальцев нежный крем в
распаренную кожу. Пальцы дрожали. Если это люди Голубя, тогда плохо. Хуже
некуда. И что теперь делать?
Она едва успела закутаться в белый махровый халат, туго
затянуть поясок, а по двери уже кто-то шарахнул ногой. Задвижка отлетела. Ляля
вздохнула с облегчением. На пороге ванной стоял Митяй, один из боевиков Валеры
Лунька.
– Привет, – сказала Ляля, – что за базар в моей квартире? И
зачем дверь ломать? Постучать нельзя?
Митяй ничего не ответил. Ляля, надменно вскинув подбородок,
прошла в спальню. Голый Нодарик валялся на полу. В кресле сидел сам Лунек. Его
жесткие, холодные прищуренные глаза смотрели прямо на Лялю. Тонкие губы были
неприятно поджаты.
– Здравствуй, Валерочка, – Ляля попыталась улыбнуться, – что
случилось?
– Где этот козел был ночью? – тихо спросил Лунек, продолжая
сверлить Лялю колючими прищуренными глазами.
Глаза у него были какого-то неопределенного цвета, то ли
серые, то ли желтые.
– Как где? У меня. – Ляля уселась в кресло напротив Лунька.
– Слушай, ты, может, объяснишь, в чем дело?
– Ты точно знаешь, что он всю ночь был с тобой? Нодар что-то
невнятное простонал с пола. Ляля не поняла, когда они успели его так отделать.
Спасибо, крови нет, ковер в спальне дорогой, светлый, потом никакими чистящими
средствами пятна не выведешь. Но Митяй поработал аккуратно, бил по внутренним
органам. Один-два удара, никаких следов, даже синяков не видно, а человек уже
лежит скрюченный, готовый на все.
– Ну, я, конечно, не стерегла его, – пожала плечами Ляля, –
я спала.
– Крепко?
– Будто не знаешь, что я сплю как сурок, – усмехнулась Ляля
и сверкнула на Лунька своими синими ясными глазами.
Полгода назад у них с Луньком была короткая любовь. Из всех
девочек в клубе Валера выбрал ее одну, и не просто для забавы, а потому, что
понравилась она ему всерьез. Больше ни на кого не глядел. Он вообще отличался
от прочей блатной братии благородством и строгостью. А главное, было в нем
нечто мужское, рыцарское. Его, например, волновало, нравится он Ляле как мужик
или она так, по долгу службы… Он сказал ей прямым текстом: если ты против, так
я не настаиваю и не обижусь. Ляля знала: это не пустые слова – и была Валере
Луньку искренне признательна. Даже и не притворялась с ним, не играла в любовь,
а почти любила. Еще немного, и осталась бы с ним надолго, бросила свой клуб,
была бы ему верна, ему одному… Он, правда, так и не предложил. Но она была
готова… – Хозяина твоего сегодня ночью замочили, – сообщил Лунек и закурил.
Ляля не выносила табачного дыма по утрам, на голодный
желудок.
– Как? – спросила она хрипло, поперхнувшись кашлем. – Кто?
– Значит, спала, говоришь… А вот если бы он,
козел-лаврушник, смылся бы из-под твоего одеяла куда-нибудь на пару часов, ты
бы заметила?
– Валер, ты думаешь, он? – испуганно прошептала Ляля и
покосилась на скорченного, постанывающего Князька. – Да брось. – Она покачала
головой. – Зачем ему?
Валера не счел нужным отвечать, только усмехнулся.
– Глэб минэ прастыл… в натурэ… – простонал с ковра голый
Князь, – нэ такые бабкы, чтобы я стал пачкаться.
Ляля заметила, что Нодар постепенно приходит в себя. Он уже
очухался от страха и боли, он понял, что надо соображать, а не стонать.
– Валер, добавить ему, что ли? – вяло предложил молчавший
все это время Митяй.
– Не надо, – покачал головой Лунек, – пусть встанет и портки
наденет. Не такие бабки, говоришь? – Он наблюдал, как голый Князь тяжело
поднимается с ковра. – Так чего же не заплатил? Проиграл – надо платить. Разве
не знаешь?
– Я бы заплатил. – Нодарик натягивал джинсы на голое тело,
никак не мог попасть ногой в штанину. – Я и собирался, я ж знаю, это западло…
но не сразу. Мы с Глебом были друганы. Он знал, что я отдам, не стал счетчик
включать.
Ляля загрустила. Кому теперь достанется казино? Конечно, она
без работы не останется, однако ей не все равно, где танцевать стриптиз.
Публика далеко не везде одинаковая, и охрана, и деньги… Ляля вдруг подумала,
что, если б знала, кто замочил хозяина, сама бы, своими руками могла прикончить
гада. Не потому, что Глеб Калашников был ей так дорог. Просто с его гибелью в
Лялиной жизни, пусть далекой от радужной мечты, но стабильной, вполне терпимой,
многое менялось. Не в лучшую сторону. Наверняка не в лучшую… А может, и правда.
Князь не выдержал, испугался, денег пожалел? Ведь все равно придется отдать.
Пусть позже, но придется, иначе клеймо на всю оставшуюся жизнь.
Сам-то он, конечно, не мочил. Она хоть и спала крепко, но,
если бы он ушел, наверняка услышала бы. А вот заказать мог вполне. Надо как-то
Валере намекнуть. Если это работа Князя, то он вряд ли на одном только
Калашникове успокоится. Он ведь отлично понимает, что Ляля сознательно
раскрутила его на игру. Пока пылала страть – не понимал, туманил голову горячий
любовный угар. А сейчас быстренько опомнится, все по полочкам разложит. И на
его княжеское великодушие лучше не рассчитывать.
Валера между тем насмешливо глядел на Князя, который попал
наконец ногой в штанину и стоял перед ним в джинсах, выпятив голую, поросшую
черной шерстью грудь и держа руки по швам, как солдат перед генералом.
– Ну вот, – произнес он мягко, как бы даже сочувственно, – а
теперь и не надо отдавать. Теперь ты вроде как никому не должен. Нет
Калашникова, и ты чист. Правильно?
Лунек прекрасно знал, что не правильно. Он рассуждал по
самой примитивной, полуидиотической схеме и делал это вполне сознательно. Он
брал Князя «на понт», старался быстро, пока не остыл первый испуг, напугать еще
больше.
Когда он ехал сюда, он уже был уверен, что не Нодар замочил
Глеба Калашникова. Кто угодно, только не он. Однако запуганный, запутавшийся
вконец Князек мог стать в его руках сильным козырем. Теперь, когда к
пятидесятитысячному долгу прибавилось еще и вполне обоснованное подозрение в
убийстве. Князька можно раскрутить на полную катушку, вытащить из него все, что
он знает о своем поганом хозяине, о злейшем враге Валеры Лунька, молодом
лаврушнике Голубе.
