«Зачем он так старается внушить мне, будто Калашникова могли
только заказать? Неужели он надеется, что мы поверим на слово и не сунемся в
личную жизнь его драгоценного шефа? Не может быть, он ведь не идиот… Однако он
в который раз повторяет разными словами одно и то же. Зачем ему это?» – подумал
Иван и медленно произнес:
– Однако кто-то все же выстрелил.
– Нодар Дотошвили. – Гришечкин назвал это имя еле слышно и
тут же замолчал, лицо его резко побледнело, он прикрыл глаза и обессиленно
откинулся на спинку кресла.
– Феликс Эдуардович, вам нехорошо? – осторожно
поинтересовался майор.
– Нет, все нормально. – Гришечкин, не открывая глаз, помотал
головой. – Простите, Феликс Эдуардович, кто такой Нодар Дотошвили? – Не валяйте
дурака. – Гришечкин открыл глаза, и они показались майору красными,
воспаленными. – Вы оперативник, у вас должна быть сеть своих информаторов.
После убийства прошло больше суток, и вряд ли вы за это время не успели узнать
про историю с бандитом Голбидзе и про его человека, Нодара Дотошвили. Голбидзе
по кличке Голубь наезжал на наше казино, это был наглый откровенный рэкет. А
потом он внедрил к нам своего человека. Человек этот всюду совал свой нос,
наблюдал за работой крупье, смотрел, кто сколько выигрывает и проигрывает, – в
общем, вел себя здесь по-хозяйски, не стеснялся.
– Простите, – перебил его майор, – а в каком качестве Нодар
Дотошвили был внедрен в казино?
– А ни в каком! В том-то и дело, что он просто здесь
ошивался каждую ночь, слонялся по залам, не играл, почти ничего не заказывал.
– Но ведь охрана могла бы не пускать его, – заметил
Кузьменко.
– Как вы не понимаете? – поморщился Гришечкин. – Не пустить
в казино человека Голубя без всякой уважительной причины, просто выставить вон
– это вызов, то есть война. А воевать с Голубем открыто – это значит погубить
заведение. У нас станет опасно. В любой момент может начаться стрельба. Сюда
никто из приличных людей не придет. Мы не можем так рисковать репутацией.
– Логично, – кивнул майор, – но из того, что Голбидзе хотел
прибрать к рукам ваше казино, вовсе не следует, что его человек мог убить
Калашникова.
– Вы не дослушали. Дотошвили все-таки стал играть и проиграл
большую сумму, пятьдесят тысяч долларов. Отдать сразу не мог, очень испугался.
Ведь главным условием его работы здесь было – не играть. Глеб дал ему отсрочку
на неопределенное время, а по сути, простил долг.
– Значит, Дотошвили проиграл эти деньги в казино? – уточнил
майор.
– Да. В «блэк джек».
– Но были свидетели игры – крупье, другие игроки. О долге
знало достаточно много народу. Убивая Калашникова, он все равно оставался в
должниках.
– Глеб сказал всем, что Дотошвили деньги отдал.
– Вот как?
– Именно так. Считается, что Нодар Дотошвили нашему казино
ничего не должен. Правду знают двое – Глеб и я. А теперь только я. Вы
понимаете, что у меня есть причины опасаться за свою жизнь?
«Ну, положим, кроме тебя, об этом знают и Ляля Рыкова,
которая раскрутила Голбидзе на игру, и Лунек. Наверняка еще кто-то. А впрочем,
ты прав. На самом деле не так уж много посвященных. Слухи ходили, но только
слухи», – подумал майор.
Сам он узнал про историю с Дотошвили исключительно потому,
что давно интересовался бандитом Голубем, внедрял своих информаторов всюду, где
можно было Голубя зацепить.
Осведомитель, внедренный в казино недавно в качестве
уборщика, оказался человеком добросовестным и дотошным. Он был уголовником с
большим стажем, имел на молодого бандита Голубя свой зуб, а потому работал на
совесть. Голубь давно зарился на этот лакомый кусок, у него был здесь особый
интерес. И майора вот уже месяц интересовало все, что происходит в роскошном
игорном заведении.
От своего осведомителя майор успел узнать также и то, что
ходят упорные слухи, будто нервный управляющий подворовывает на своей
прибыльной должности. Глеб Калашников, хоть и производил на многих впечатление
человека легкомысленного и щедрого, деньги считал аккуратно. Гришечкина он за
руку поймать не успел. Так, может, потому и не успел, что был вовремя , убит?
Разумеется, Феликс Гришечкин в шефа из кустов не стрелял. Он
оставался на фуршете до двух часов ночи. Его там видели несколько десятков
людей. Алиби железное. Но нанять киллера мог запросто. Мотивы у него были,
возможно, еще более весомые, чем у Нодара Дотошвили. Впрочем, на каких весах их
можно взвесить, мотивы убийства?
Старушка, соседка Крестовских по коммуналке, все время
мерзла. Круглые сутки в ее комнате был включен электрический камин. За
электричество соседи платили отдельно, однако Ирина Борисовна, проходя мимо
комнаты соседки, всякий раз бросала тревожный взгляд на счетчик, по которому
быстро бежали черные цифры.
– Ирина Борисовна, вы не знаете, кто у нас сегодня по
графику моет пол в коридоре? – спрашивала, не поднимая глаз от газеты, одинокая
пятидесятилетняя бухгалтерша Григоренко.
Она почему-то всегда пила чай не в своей комнате, а в общей
кухне, стоя у подоконника, дымя вонючим крепким «Пегасом».
– Не знаю, – раздраженно отвечала Ирина, помешивая манную
кашу в алюминиевом ковшике.
– А зря. Ваш ребенок ползает по коридору, потом пальцы в рот
запихивает. А вчера я видела, как она прямо с пола подобрала половинку сушки и
стала грызть. Это негигиенично. Вы бы купили манеж и держали ребенка в комнате.
– А что вы мне указываете? Это мое дело. Вы вот курите в
общественной кухне, а сами рассуждаете о гигиене, – огрызалась Ирина.
Соседка не оставалась в долгу, огрызалась в ответ. Маленькая
Маргоша поднималась с коленок, стояла, крепко держась за фланелевый подол
материнского халата, задрав голову в нежных рыжеватых кудряшках, глядела снизу
вверх то на маму, то на толстую злую тетю, внимательно слушала, как обе кричат,
а потом разражалась оглушительным ревом.
– Не ори! – набрасывалась на нее Ирина. – Не ори, я сказала!
– и больно шлепала по попке.
Маргоша плакала еще сильней, закатывалась, падала на пол,
начинала бить ножками в штопаных носочках.
– Ах ты, дрянь! Гадина! Ты прекратишь орать когда-нибудь?!
Ирина пыталась поднять годовалую дочь с пола, от крика
звенело в ушах, манная каша с шипением заливала общественную плиту. Бухгалтерша
Григоренко гасила сигарету, надменно фыркала:
– Ужас какой! Зачем заводить детей, если не умеете с ними
обращаться?
Зажав под мышкой захлебывающуюся криком Маргошу, держа в
руке ковшик с пригорелой кашей, Ирина неслась в комнату.