– Как ты не понимаешь, – вздохнула Катя, – этому нельзя
верить ни секунды. Надо выкинуть сейчас же и забыть. Все эти штуки как раз
рассчитаны на глупый, суеверный страх.
– Однако кто-то сделал это, – резонно заметила Жанночка, –
кто-то проник в дом, аккуратно вспорол шов, засунул все это, зашил, потом
подмел палас, собрал перья. То есть провел здесь не меньше получаса. А главное
– откуда узнала про подушку бомжиха?
– Глеб иногда приводит сюда своих баб. В августе я была на
гастролях, он наверняка развлекался, – устало произнесла Катя. – Одна из них
оказалась сумасшедшей. Бомжиха бормотала про порчу и про подушку. Это старая
байка, я еще в детстве слышала. У нас на даче каждое лето по поселку ходила
старуха, всем предлагала снять сглаз и порчу. Недорого, можно натурой, то есть
водкой либо продуктами. Она тоже несла какую-то ересь про подушки, в которые
зашивают всякие заговоренные предметы. Все, Жанночка. Хватит об этом.
И тут зазвонил телефон.
– Кать, привет, – раздался в трубке веселый голос Маргоши
Крестовской, – у вас, кажется, есть словарь современного американского сленга.
Можешь одолжить на недельку?
– Конечно, могу. Приходи, – ответила Катя.
– Вот! – обрадовалась Жанночка, узнав, кто сейчас придет. –
У нее наверняка есть какая-нибудь знакомая гадалка или колдунья, у Маргоши куча
знакомых. Она поможет. Надо ей обязательно все рассказать и показать вот это.
– Нет, – Катя вытащила пылесос из шкафа, – надо все убрать.
И с Маргошей мы ничего обсуждать не станем. Она еще кому-нибудь расскажет.
Распухнет большая интересная сплетня… – Ну, мы можем ничего ей не говорить, –
смутилась Жанночка, – просто спросить, есть ли знакомая гадалка, экстрасенс или
кто-то в этом роде. Ведь необязательно объяснять зачем. В крайнем случае можно
сказать, что это для меня.
Они не успели убрать перья, звонок в дверь раздался всего
через десять минут. Вероятно, Маргоша была где-то поблизости, звонила из
машины.
– Вы что, курицу ощипывали? – засмеялась она, взглянув на
палас, усыпанный остатками перьев.
– У нас тут такое… – Жанночка сразу забыла о Катиной просьбе
ничего не рассказывать, с ходу выложила Маргоше про бомжиху и показала
предметы, извлеченные из Катиной подушки.
Маргоша стояла на пороге спальни в распахнутой замшевой
куртке, слушала молча и серьезно.
– Значит, так, – сказала она, когда Жанночка закончила, – я
прямо сейчас позвоню одной знакомой, она потомственная ворожея. С такими вещами
не шутят. Как ты себя чувствуешь? – Она внимательно посмотрела на Катю. – У
тебя в последнее время не было головной боли, слабости?
– Ладно, хватит, – Катя включила пылесос, – идиотизм, в
самом деле!
– Нет, подожди. – Маргоша ногой нажала кнопку пылесоса, он
затих. – Ты зря к этому так относишься. Не хочу тебя пугать, но это серьезно.
Неизвестно, сколько времени ты проспала на заговоренной подушке. Надо снять
сглаз.
– Чушь! Какие-то щепки, огарок свечной, бумажка с молитвой.
Это же не ядерный реактор, не ртуть. Выкинуть и забыть. Если относиться к этому
серьезно, тогда правда можно заболеть.
– Слушай, тебе действительно все равно? Нисколечко не
страшно? – тихо спросила Маргоша.
– Мне противно, но не страшно.
– Маргоша, ты позвони своей гадалке, – прошептала Жанночка,
– потому что мне, например, очень страшно.
Гадалки дома не оказалось. Маргоша обещала непременно ей
дозвониться. А щепки и прочее посоветовала до разговора со «специалисткой» не
трогать, сложить в мешочек и вынести на балкон.
– А подушка? – деловито спросила Жанночка. – Из нее перья
сыплются.
– Подушку надо вынести на помойку, – заявила Маргоша.
Выпив чашку чаю, захватив словарь американского сленга, она
ушла. А вечером позвонила женщина с очень низким хриплым голосом, представилась
Беллой Юрьевной.
– Мне ваш телефон дала Маргарита Крестовская. Она
рассказала, что произошло. Деточка, это действительно серьезно. То, что вы
нашли, необходимо сжечь. Это старинная магия, смертельная порча. Щепки от
гроба, свеча, сгоревшая за упокой вашей души. Женщина, которая подошла к вам на
улице, скорее всего юродивая. Они иногда, обладают даром предвидения. Вы
крещеная?
– Да, я крещеная, – ответила Катя.
– В церковь ходите?
– При чем здесь церковь? – Кате здорово надоело все это, она
еле сдерживалась, чтобы не сказать резкость.
– Как это – при чем? Если вы верующая, то должны понимать:
на вас нападают темные силы.
– Я верующая, но не суеверная. Это разные вещи.
– Вы напрасно сердитесь, – заметила гадалка, – не верят в
сглаз и порчу только атеисты.
– Ну, вам, вероятно, видней, – вздохнула Катя. Ей не
хотелось вступать с какой-то неизвестной Беллой Юрьевной в теософскую дискуссию
и объяснять, что всякие сглазы, порчи, гадания к настоящей вере отношения не
имеют. Верующий человек старается держаться от этой бесовщины подальше. И
атеизм здесь ни при чем, хотя он тоже по сути своей суеверие, то есть вера в
пустоту, в смерть. Но щепки, которые зашила в подушку какая-то сумасшедшая,
вовсе не повод, чтобы обсуждать эти сложные вопросы, тем более с гадалкой.
– Будьте осторожны. Катя. Мне вас искренне жаль, – хрипло
произнесла Белла Юрьевна.
– Спасибо. Всего доброго, – ответила Катя. Остатки
выпотрошенной подушки и пакет с мистическими принадлежностями Катя вынесла во
двор и бросила в мусорный контейнер.
– Надо было сжечь! – сказала Жанночка.
А на следующее утро, в восемь часов, Катю разбудил первый
звонок телефонной шептуньи.
«Сегодня ты, сушеная Жизель, сломаешь ногу…»
С тех пор прошло больше двух недель. Звонки, конечно,
донимали, нервировали, а про бомжиху и подушку Катя успела почти забыть. И вот
теперь, сидя ночью на кухне, она вдруг вспомнила, что во всей той глупой
истории ее по-настоящему насторожили две детали.
Бомжиха ей показалась странной, какой-то театральной.
Во-первых, от нее не пахло. Она вела себя как пьяная, но перегаром от нее не
разило. Она выглядела очень грязной, но не было вони мочи и немытого тела.
Во-вторых, она не взяла денег ни у Жанночки, ни у Кати.
Настоящая уличная попрошайка ни за что не побрезговала бы милостынькой.
Чайник давно закипел, Жанночка поставила на стол чашки,
вытащила из буфета банку вишневого джема и вазочку с печеньем.
