У Глеба был роман, довольно серьезный. Предположим, героиня
романа, «солнышко» по имени Оля, искренне верит в сглаз и порчу. Однако для
чего тогда бомжиха? Зачем предупреждать? Ежели она хотела меня извести таким
экзотическим способом, так пусть бы и оставался в подушке заговоренный хлам.
Весь этот спектакль начался ровно за две недели до убийства
Глеба. Для женщины, которая мне звонила, убийство было полной неожиданностью.
Она плакала ночью в трубку совершенно искренне. Не обязательно, что по Глебу.
Истерика могла быть следствием шока. Она к убийству не имеет отношения?
Получается, ее подставили?
Кому-то надо, чтобы все выглядело как любовная драма. Кто-то
хочет, чтобы казалось, будто дело в любви и ненависти, а не в чем-то ином…
Получается, я сейчас жду человека, который знает, кто убил Глеба?"
Катя закурила и взглянула на часы. Пять минут второго. Если
телефонная шептунья сказала правду, она вряд ли бы опоздала. Ей нужны деньги.
Три тысячи долларов – сумма немаленькая.
И тут Катю словно током шарахнуло. Она побежала по бульвару
к машине, на бегу вспомнила, что оставила дома свой радиотелефон. Да, на
тумбочке в прихожей… У «Повторки» есть автомат.
В двух коммерческих киосках телефонных жетонов не оказалось.
Катя выгребла содержимое карманов. Гора мелочи, ни одного жетона. Они продаются
в метро, но до «Арбатской» далековато, до «Пушкинской» еще дальше. А позвонить
надо срочно.
Стоя у таксофона, она перебирала монетки на ладони. И вдруг
чья-то рука протянула ей маленький темно-коричневый кружок.
– Большое спасибо. – Катя вскинула глаза и побледнела:
– Ты?! Что ты здесь делаешь?
* * *
Корреспондент молодежной телевизионной программы «Чумовой
стоп-кадр» Артем Сиволап сидел на поломанных детских качелях в глубине двора на
Мещанской улице и неотрывно глядел на дверь подъезда. Одет он был просто и
строго – темно-синие джинсы, вишневый свитер, темно-синяя замшевая куртка.
Ничего яркого, вызывающего. Вместо обычного фальшивого бриллианта в ухе тускло
посверкивало маленькое серебряное колечко. Волосы тщательно промыты и аккуратно
зачесаны назад, стянуты черной резинкой в хвостик.
Оператор Игорь Корнеев, невысокий коренастый мужчина лет
сорока, нервно расхаживал взад-вперед, сгорбившись и спрятав руки в карманы
черного плаща. Они с Сиволапом опять поругались.
После вчерашнего скандала с отцом убитого казинщика Игорь
долго отказывался ехать на Мещанскую, к дому убитого, и вообще участвовать «в
этом дерьме». На него подействовал не столько сам скандал, сколько подробности
гибели принцессы Дианы, которые в последнее время мусолили все средства
массовой информации.
– А при чем здесь Диана? – недоуменно спросил Артем.
– При том, что за ней гонялись сволочи вроде нас с тобой и
она погибла. Если ты не понимаешь, объяснять не собираюсь. И стеречь балерину
Орлову у подъезда тоже не собираюсь. Есть, в конце концов, такая старомодная и
смешная вещь, как журналистская этика.
– Ну и катись ты со своей долбаной этикой, – усмехнулся
Артем, – я позвоню Смальцеву, он за такие деньги куда угодно со мной поедет и
что угодно снимет.
Это была обычная хитрость. Никто из операторов канала не мог
допустить, чтобы вместо него взяли на съемку Смальцева. Он был чем-то вроде
«пощечины общественному вкусу». С камерой Смальцев работал безобразно, не умел
выстроить ни одного кадра, умудрялся находить такие ракурсы, что даже самые
фотогеничные лица получались у него в кадре уродливыми, словно в объективе
застрял осколок колдовского зеркала Тролля из сказки «Снежная королева».
Прямой намек на то, что его могут запросто заменить
халтурщиком Смальцевым, был для Игоря Корнеева оскорбителен. Это больно
задевало профессиональное самолюбие. Получается – без разницы, как снимать?
Любая бездарность может взять камеру в руки и денег за свою халтуру получит
столько же, сколько талантливый профессионал.. Игорь не выдержал:
– Смальцев снимать не умеет! Он тебе сюжет запорет!
– Ну, подумаешь, обычный репортаж, – равнодушно пожал
плечами Сиволап, – зато он не станет гундеть про журналистскую этику.
– Ладно, – сдался Игорь, – поедем.
В субботу вечером Артем лег спать пораньше, поставил
будильник на десять. Однако хронический недосып дал себя знать. То ли будильник
не прозвенел, то ли Артем его не услышал. Без пятнадцати двенадцать его
разбудил телефонный звонок.
– Ну, мы едем или как? – сердито спросил Игорь.
У дома на Мещанской они оказались в час дня. Охраны в
подъезде не было, только железная дверь с домофоном. Не думая о возможных
последствиях, они прошмыгнули в подъезд вместе с какой-то древней бабулькой,
поднялись на третий этаж. Артем позвонил.
Полгода назад он делал серию сюжетов о взрослых детях
великих актеров. Снимали в том числе и Глеба Калашникова, в казино, на
теннисном корте и дома, в уютной непринужденной обстановке. Сюжеты были,
разумеется, платные. Большинство детей киношной элиты занялись бизнесом и
нуждались в рекламе, особенно косвенной, которая стоит дороже прямой.
Сиволапу был известен домашний адрес и телефон убитого.
Однако он знал, по телефону его пошлют. А если позвонить в дверь, ошарашить,
взять нахрапом, есть надежда на успех. Артем не сомневался: в его грязной
репортерской работе главное – нахрап и наглость.
«Глазка» в двери не было. Женский голос спросил:
«Кто там?»
– Сосед из сороковой квартиры, – ответил Сиволап.
Балерина Орлова была известна своей выдержкой и хорошим
воспитанием. С лестницы она их не спустит. Вежливо попросит удалиться. А уж он
постарается вытянуть из нее хоть что-то.
Щелкнул замок. На пороге стояла маленькая, кругленькая
женщина лет тридцати в светлых пушистых кудряшках.
– Здравствуйте, – Артем шагнул в квартиру, – Екатерина
Филипповна дома?
Игорь Корнеев входить не спешил, остался стоять на
лестничной площадке. Ему было противно и стыдно врываться в чужой дом без
приглашения, особенно в дом, в котором совсем недавно случилось горе. Однако он
знал – такие вот стыдливые вечно сидят без гроша.
– Ее нет. В чем дело? – сурово спросила блондинка,
преграждая путь Сиволапу.
За ним, на лестничной площадке, она заметила оператора с
камерой и приготовилась к решительному отпору.
– Простите, с кем имею честь? – широко улыбнулся Артем.
Он считал, что улыбка у него потрясающая, неотразимая,
особенно теперь, когда удалось наконец вставить новые, страшно дорогие
фарфоровые зубы.
