– Эй, ребята, вы что, обниматься сюда пришли? Мужчина, у
меня для вас кроссовочки – полный отпад!
Совсем молоденькая, стриженная под мальчика брюнетка держала
в руках огромную, как танк, белоснежную кроссовку.
– Девушка, – устало обратилась к ней Катя, – здесь в пятницу
Света Петрова торговала.
– В четверг. Ну что, кроссовки мерить будем? Это настоящий
«Адидас», пол-"лимончика" всего. Какой вам размерчик? У меня все – от
тридцать девятого до сорок пятого.
Паша стал быстро расшнуровывать ботинок.
– В четверг, говорите? А где она сейчас, не знаете?
– Светка-то? А вам зачем?
– Она обещала туфли привезти, – стал объяснять Паша, пытаясь
засунуть ногу в кроссовку, – мы договорились созвониться. Ее мама сказала, что
она сегодня здесь, на рынке. Вот мы и приехали. – Ой, мужчина, вы ж бумажку не
вытащили, потому не влазит! А какие туфли? Вот, у меня здесь много… – У вас
большие размеры. А нам нужен маленький, тридцать четыре с половиной, на узкую
ногу с высоким подъемом. Света точно сказала, что привезет. Где нам ее найти? –
Паша вытаскивал комья мятой папиросной бумаги из белого кроссовочного нутра и
смотрел на девушку снизу вверх. – Вы напарница ее?
– Напарница, – кивнула девушка. – Ну как, не жмет?
– Жмет немного, – соврал Паша, – дайте мне другую пару. И не
такие белые… Понимаете, у нас вечные проблемы с обувью. Света обещала не только
туфли, но и осенние сапожки, и еще кое-что. Она говорила, у нее есть маленькие
размеры, но их не всегда привозят. Спроса нет.
– Домой, значит, звонили? И мать сказала, Светка здесь, на
рынке? – Перспектива продать сразу и туфли, и сапоги, и еще много всего девушку
явно заинтересовала.
– Да. Мы звонили буквально час назад, – кивнула Катя, –
знаете, ее мама волнуется, Света не ночевала дома. Она, кстати, просила, чтобы
мы перезвонили после рынка.
– Так я не поняла, вы что, знакомые ее, что ли?
– Ну да, – улыбнулась Катя, – моя мама у ее мамы постоянно
стриглась, мы в детстве дружили. А недавно встретились случайно, я узнала, что
Света на рынке работает, и попросила помочь мне с обувью.
– А Вовке звонили? – деловито спросила девушка.
– Она давала телефон, но я потеряла, – соврала Катя.
– Ладно, пошли. – Девушка выскочила из-за прилавка и
крикнула:
– Валь, я на минутку. Приглядишь?
– Иди! – отозвалась басом пожилая женщина, сидевшая за
соседним прилавком.
– Меня, кстати, Кристина зовут, – сообщила девушка и, лихо
прорезая толпу, вывела их на улицу. У входа шла бойкая торговля и народу было
не меньше, чем внутри. Пахло шашлычным дымом, пригоревшим тестом, воздушной
кукурузой. Сновали кожаные мрачные братки, плевали под ноги, мутными, как у
дохлых рыб, глазами прощупывали толпу. С некоторыми из них Кристина приветливо
здоровалась. Ей надменно и тупо кивали в ответ.
У засаленной жаровни, над которой крутилось веретено со
слоистым черноватым мясным клубком, Кристина остановилась. Маленький, щуплый,
совершенно лысый мужичонка ловко срезал ножом полоски мяса, закладывал их в
плоские лепешки.
– Привет, Вовчик, – улыбнулась ему Кристина, – где Светлана,
не знаешь?
– А че такое? – хриплым фальцетом спросил мужичонка, не
прерывая своей работы.
– Она сегодня должна была торговать, даже не позвонила. Меня
ребята вызвали, товар-то привезли, торговать некому. Куда она делась?
– И че, не звонила? – равнодушно спросил Вовчик.
– Нет. Пропала. Она у тебя, что ли, ночевала?
– Обещала, – кивнул Вовчик, – но не приехала.
– Простите, когда вы в последний раз ее видели? – осторожно
вмешалась в разговор Катя.
Вовчик на миг застыл с ножом в руке, окинул Катю и Пашу
неприятным взглядом, не сказал ни слова и вопросительно уставился на Кристину.
Та засмеялась и помотала стриженой головой.
– Нервный ты, Вовчик. Сразу видно, Светка сегодня у тебя не
ночевала. Это знакомые ее. У девушки с обувью проблемы. Размер нестандартный,
маленький, а Светка обещала сегодня привезти.
Вовчик немного расслабился, опять заработал своим ножом.
– Она вчера днем позвонила, сказала, вечером будет, часов в
двенадцать. И – с концами. Полночи ее ждал, как дурак. До трех спать не
ложился. А дома нет ее? Может, заболела?
– Нет, – покачала головой Катя, – я звонила ей домой.
– Ну, тогда не знаю, где она шляется. Вовчик принялся
отпускать скопившимся покупателям свои плоские лепешки с мясом, ловко считал
мелочь жирными пальцами. Разговор был окончен.
– Да ты не огорчайся, – подмигнула Кате Кристина, – сейчас
найдем тебе туфли. Чтобы на «Динаме» туфель не найти – такого в жизни не было.
Тебе какие? Нарядные или на каждый день? Светлые? Темные?
– Нет, спасибо. В другой раз… – А кроссовки? Я бы вам скидку
сделала, а?
– Спасибо, – улыбнулся Паша, – тоже в другой раз.
В машине они оба закурили.
– Подожди, – тихо сказал Павел, – не паникуй. Во-первых, еще
неизвестно, она ли это. Во-вторых, могла девушка Света просто загулять. Вдруг у
нее, кроме Вовчика, есть еще кавалеры?
– Знаешь, кто-то был у меня дома. Уже потом, после смерти
Глеба. – Катя нервно передернула плечами. – В кармане халата я нашла чужой
лифчик. А Жанночка сказала, что стирала халат в ту ночь, когда… Господи, какая
гадость.
Дубровин завел мотор, выехал с платной стоянки.
– Ты хорошо знала эту Светлану Петрову? Что она за человек?
– Мы не виделись лет восемь, – задумчиво произнесла Катя, –
в последний раз встретились на свадьбе. На нашей с Глебом свадьбе. Она пришла
со своей мамой. Элла тогда еще совсем почти не пила, была дамским мастером в
«Чародейке». Таких нужных людей – парикмахеров, дантистов, портных – принято
приглашать на всякие ресторанные торжества. Свадьбу справляли в «Праге», народу
– человек триста, не меньше. Ответственное мероприятие, на котором ты обязана
сиять от счастья и публично, по команде, целоваться… При первом вопле «горько!»
я поклялась про себя, что если буду еще раз выходить замуж, то без всяких
ресторанных застолий, без этой идиотской фаты. Я выдержала торжественную часть
и тихонько сбежала через кухню в комнату отдыха для оркестра. А там никого,
только в уголке сидит курит Света Петрова. Она успела здорово напиться. Тормоза
полетели. Высказала все, что обо мне думает. Я потому и запомнила, что столько
гадостей сразу ни от кого никогда не слышала. Она с детства называла меня
«сушеной Жизелью», но ничего другого себе не позволяла. А тут прорвало. Не,
хочется вспоминать. Противно.
