Он отвернулся, брегливо морщась. Даже тошнота подступила к
горлу. Он не успел ничего разглядеть, да и вряд ли так уж было заметно. Она
ведь внутри, опухоль. И еще две недели назад эта грудь… Баринов прекрасно знал:
рак не заразен, но даже отступил на несколько шагов от этой толстой чужой бабы,
которая сидела, тихо подвывая, в его чистой красивой кухне и показывала кусок
своей отвратительно больной, безнадежно больной плоти.
Светлана между тем послушно застегнула блузку, вытащила еще
сигарету из своей пачки.
– Ты же знаешь, у нас не курят, – сказал он уже спокойней, –
только на лестничной площадке. И вообще, чего ты от меня хочешь? Вот зачем ты с
этим ко мне пришла? Зачем?
– А к кому же еще? – спросила она, не поднимая глаз. – К
маме? Она пьет и плачет, плачет и пьет. Еще когда точно ничего не было ясно,
она стала пить… К кому же еще, Жора? У меня ведь нет никого… – Ну ладно, –
вздохнул он, – и что дальше?
– Ничего, – она пожала плечами, – я думала, ты… – Она
думала! – повторил он с какой-то дикой усмешкой. – Тебе денег, что ли, надо?
Так могла бы и накопить за эти пять лет. Я ведь тебе много давал.
Света молчала, сидела на табуретке, съежившись, вжав голову.
Тело ее казалось каким-то оплывшим, она выглядела почти старухой.
Она не сумела ничего скопить, хотя он и правда давал много,
не скупился. Но и она не скупилась, покупала красивую одежду для себя и для
мамы, квартиру отремонтировала, мебель купила. Нет, не сумела она скопить.
Любила завалиться с какой-нибудь подружкой в дорогой ресторан, покушать в свое
удовольствие. В долг давала, не жалея, даже тем, про кого знала – не вернут.
Отдыхать ездила на море. В последний раз – в Грецию, на дорогой курорт. А
оказывается, уже нельзя было. Но она еще летом ничего не подозревала, загорала
без лифчика, как и все женщины на пляже. Вот от этого и стала развиваться
опухоль со страшной скоростью.
Но дело вовсе не в деньгах. Она пришла, чтобы он просто
пожалел, сказал что-нибудь ласковое, потревожился за нее хотя бы немного.
Егор Николаевич смотрел куда-то мимо, сквозь нее, и
лихорадочно просчитывал в голове возможные варианты ее дальнейшего поведения.
Что, кроме денег, она может потребовать? Устроить в хорошую клинику? Ладно, это
не проблема. Самое неприятное, если она станет вот так к нему заявляться, если
не оставит в покое, не исчезнет теперь же, сию же минуту из его здоровой
благополучной жизни. Ведь смотреть же страшно! А что через месяц с ней станет?
Он не мог решить, как разумней поступить сейчас, как
оградить себя от дальнейших проблем с этой женщиной? Дать денег и вежливо
выставить? Или не дать, выставить грубо, не оставляя у нее иллюзий на его счет?
Но, чтобы выбрать правильный вариант поведения, надо хотя бы
немного знать человека, иметь хотя бы смутное представление о том, как он
реагирует на агрессию, на ласку, на жесткий отпор или мягкий намек. Даже про
собаку надо это знать, чтобы как-то с ней общаться. А Егор Николаевич про Свету
не знал ничего.
Он просто не считал нужным задумываться об этом раньше.
Зачем утруждать себя?
Света существовала для него постольку, поскольку возникала
надобность в ее услугах. Всякий раз, как только за ней закрывалась дверь, она
бесследно исчезала из его жизни. Ну в самом деле, еще не хватало изучать
характер массажистки, постельно-банной принадлежности, толстой пошлой бабы,
которая обеспечивает ему разнообразные пикантные удовольствия за большие
деньги!
«Да что я голову ломаю? – раздраженно одернул себя Егор
Николаевич. – Выгнать ее сейчас же, и все дела. Мне это совершенно ничем не
грозит. А то распущу сопли, пожалею, денег дам, пообещаю в клинику устроить и
оглянуться не успею – она на шею сядет. С такими надо ухо востро держать…»
– Значит, так, – сказал он спокойно и жестко, продолжая
глядеть куда-то мимо ее поникшей, встрепанной головы, – я ничем тебе помочь не
могу. Тебе надо лечиться. Деньги на это у тебя должны быть. Ты за пять лет из
меня вытянула достаточно. А вообще, онкологических больных у нас пока лечат
бесплатно. И качество, между прочим, не хуже. У тебя есть свои связи, ты многих
обслуживала, я знаю.
– Нет, – выкрикнула она так неожиданно громко, что он
вздрогнул, – никого, кроме тебя, я в последнее время не обслуживала. Никого,
Жорик… – Во-первых, не кричи, а во-вторых, прекрати называть меня Жориком. Мне
это не нравится.
– Раньше нравилось, – нервно усмехнулась она, – еще совсем
недавно. А теперь я стала прокаженная, да? Не бойся, рак – болезнь не заразная.
– Все, Светлана, иди домой, – поморщился он, – я уже сказал,
ничем помочь тебе не могу. И хватит. Поговорили. Пожалуйста, оставь меня в
покое. Я устал.
– Ты меня выгоняешь? – тихо спросила она. – Просто выгоняешь
вон? Навсегда?
– Ну а чего ты хотела? Ты же взрослый человек. Продолжать
наши прежние отношения мы не можем. Ты больна. Массаж мне дока больше не нужен,
да и тебе теперь не до этого, ты должна лечиться. А все прочее… сама понимаешь.
– Я понимаю, – она покорно кивнула, – я все понимаю, Жорик.
В общем, сволочь ты, конечно… Ты ведь боишься, требовать чего-то стану,
приставать. Не бойся, миленький. Я тебя слишком хорошо знаю.
Он спокойно стерпел грубое слово. Пусть говорит что хочет.
Лишь бы ушла скорей. Несчастная, глупая, нелепая баба… – Света, ты сейчас не в
себе. Но, может, все и обойдется? – Он осторожно поднял ее под локотки.
Она не сопротивлялась, не возражала. Послушно прошла в
прихожую.
– Только одна к тебе просьба, миленький, – она замерла на
миг в дверном проеме, уже за порогом, – одна-единственная просьба. У тебя ведь
есть знакомые в Онкоцентре на Каширке. Я знаю, есть… Позвони, замолви словечко.
Там лучшие специалисты, а без звонка сложно.
– Ну, знакомые – громко сказано… Ладно, попробую что-нибудь
сделать. Попытаюсь.
Она сделала легкое, почти машинальное движение. Раньше она
всегда целовала его в щеку, уходя. А теперь не успела. Он мягко отстранился и
закрыл дверь.
Возможно, со стороны все это выглядело жестоко, но никто не
смотрел со стороны. А Егор Николаевич не сомневался, что поступил разумно и
правильно.
В тех печальных и щекотливых обстоятельствах для него было
главной задачей, чтобы массажистка Света Петрова исчезла из его жизни навсегда.
И она исчезла.
* * *
– Ольга Николаевна, вы были знакомы с гражданином
Калашниковым Глебом Константиновичем?
– Да.
– Как давно?
– Меньше года.
– Когда вы видели его в последний раз?
