– Давай займем наши места и начнем путешествие.
Вестник щелкнул пальцами, и в комнату бесшумно вошел молчаливый, этот медик-недоучка. Хоть бы ей удалось провести его! Хоть бы он не вернул ее к жизни раньше.
Вестник взял с подноса шприц и на этот раз сам ввел Дине его содержимое.
– Приляг, моя девочка. Путешествие будет долгим.
«Ты даже не представляешь, насколько», – с ненавистью подумала она и прикрыла глаза. Ватная слабость уже разливалась по рукам и ногам, наполняла голову чугунной тяжестью. И Дина плавно, как перышко, опускалась в другой мир.
Она снова шла, продиралась сквозь липкую туманную завесу, ежилась от влажности и пробирающего до костей ветра. Дальше сырой туман сменится снежной бурей, бесконечно долгой, лютой и холодной, как полярная ночь. Вестник позволял доходить ей до самой границы, откуда сквозь снежную завесу уже проглядывала зелень весенних полян, а затем брал Дину за руку и возвращался с нею в реальный мир. Дина во время тех путешествий подметила, что он, приходя за ней, оставлял у «входа» проржавевший якорь, от которого к его лодыжке тянулась длинная поросшая водорослями цепь. Дина догадалась, что якорь, отлитый из алчности и жажды господства, помогает Вестнику в его путешествиях противостоять сбивающим с пути ветрам и возвращаться затем в реальный мир. Сам того не зная, Вестник подсказал Дине способ побега.
Она шла и шла вперед, не оглядываясь и не оставляя за собой якоря, чтобы не выдать своего плана раньше времени. Вестник сказал, что ее путешествие на этот раз будет гораздо дальше. Значит, ей позволено будет выйти из снежного бурана на весеннюю поляну.
Присутствие Вестника Дина почувствовала тогда, когда, пригнув голову и упрямо сжав губы, нырнула в плотную, как стена, метель. Его еще не было видно, но Дина слышала, как позвякивает тянущаяся за ним цепь. Сегодня ей этот переход показался особенно мучительным и длинным. Но сквозь белую тюлевую завесу уже отчетливо проступала темная фигура Вестника, и Дина не позволила себе раскисать.
– Черта с два я тебе дамся! – проворчала она и сделала еще один рывок, нырнула в снежный вихрь и вышла уже на солнечной поляне. Сочная зелень стелилась мягким ковром под босыми ногами, озябшие плечи моментально согрело теплое дыхание ветерка. Дина улыбнулась солнцу, но вопреки сильному желанию присесть на густую траву, отдохнуть и подкрепиться сладкой земляникой, аромат которой щекотал ноздри, отправилась дальше.
– Красота, да? – услышала она вдруг над ухом вкрадчивый голос. Вестник не просто догнал ее, он, похоже, тут бывал и чувствовал себя так комфортно, словно на знакомой даче. «До какого места ты можешь меня преследовать?» – подумала Дина. Не отвечая Вестнику и не задерживаясь, она спустилась по небольшому склону, пересекла небольшой овражек, дно которого было усеяно яркими, словно кровь, земляничными брызгами. А дальше припустила бегом через тихо шуршащую листвой березовую посадку.
– Не заходи далеко! – забеспокоился Вестник. – Заблудишься!
Дина только прибавила скорости.
– Стой! – закричал Вестник. – Стой!
Она услышала за спиной шум его шагов и ритмичное дыхание. Вестник тоже перешел на бег, его цепь позвякивала, разматываясь. Дина мельком оглянулась, чтобы увидеть, когда натянется цепь. Но та все разматывалась и разматывалась, и Дина испугалась, что не сумеет найти обратную дорогу.
– Черт тебя побери! – закричала она и показала вновь нагнавшему ее Вестнику неприличный жест. Он скользнул по ее плечу рукой, но Дина вывернулась и отскочила в сторону.
– Ты не вернешься! Туда нельзя!
Зеленая поляна оборвалась золотым и мелким, как мука, песком. До слуха Дины донесся шум морского прибоя. Она взбежала на пригорок и увидела, что дальше, куда только хватало глаз, расстилался ярко-синий океан. Вестник, ругаясь и оскальзываясь на осыпающемся под его ногами песке, карабкался следом за ней. Но когда он достиг середины пригорка, цепь натянулась. Дина победно улыбнулась и, собрав все свои самые сильные чувства, бросила якорь. Он, состоявший из материнской любви и любви к мужу, оказался золотым, как песок. И цепочка, которая протянулась от него к ее не щиколотке, как у Вестника, а сердцу, оказалась толще и крепче. Дина оглянулась, чтобы убедиться в том, что Вестник не заметил ее якоря, и на всякий случай решила пройти еще немного вперед.
Она шла до тех пор, пока ее ног не коснулся ласковый прибой. И тогда Дина развела в стороны руки и засмеялась. Она сумела отвязаться от Вестника, который вряд ли станет дожидаться ее. Она смогла. Дина присела на влажный песок и с наслаждением погрузила ладони и ступни в пенящуюся воду. Счастье, небывалое, никогда не испытываемое ею раньше в таких размерах, переполняло грудь. Ей одновременно хотелось и смеяться, и петь, и летать. И никуда больше не идти. Не возвращаться в зимнюю стужу. Не брести сквозь вязкий сырой туман. Она пришла туда, где счастье и покой.
Дина подняла руку, чтобы оборвать золотую цепь и остаться возле теплого океана навсегда. Но откуда-то налетевшая чайка пребольно стукнула ее клювом по затылку.
– Мама! Мама! – закричала птица, взмывая вверх.
Дина охнула и поморщилась, потому что крик чайки фальшивой нотой вклинился в идеальную музыку прибоя. Женщина замахала руками, стараясь отогнать закружившую над ней птицу. Но к первой чайке присоединилась вторая, подхватила клювом цепь и потянула за собой.
– Кыш! Кыш! – зашипела Дина, размахивая руками, как мельница.
– Мама!
– Кыш!
– Мама! Мама! Мама! – кричала одна чайка. Тогда как другая тянула за цепь. Поняв, что ей не отвязаться от назойливых птиц, Дина поднялась и отправилась в обратный путь. Вскоре она дошла до якоря и в растерянности остановилась, не зная, куда дальше идти. Оказывается, от пригорка можно было отправиться в любую сторону. Она – не Вестник, который бывал здесь столько раз и запомнил дорогу. Пойти наугад? А может, вернуться обратно к океану. Но стоило ей засомневаться, как из-за ее спины вновь вылетели чайки и, громко крича, повели за собой.
Обратный путь оказался еще длиннее. Туман был, как никогда, противным, холодным и сырым. Никогда еще в жизни Дина так не мерзла. Но именно холод и привел ее в чувство.
…Сначала она почувствовала горьковатый запах мокрой коры, а затем ощутила, как что-то острое царапает ей щеку. Еще до конца не веря в то, что ее план удался, Дина осторожно вдохнула. Когда ей это удалось, она заработала руками и ногами, расчищая себе путь. С нее посыпались мокрые ветки, комья грязи и размокшие листья. Этот медик-недоучка и правда принял ее за труп! На ее счастье, «фанатики» не стали церемониться с похоронами: просто сбросили ее тело в овраг, присыпав ветвями и листьями. Возможно, ее вывезли в лес. Тогда ей придется долго идти, рискуя замерзнуть. Но вдруг где-то поблизости раздался лай собак, и Дина, собрав все силы, закричала:
– На помощь! Помогите! Эй!
* * *
Разговор с Ивасиным состоялся серьезный. Хоть Петр, надо отдать ему должное, не отругал Дэна за «приключения» прямо с порога, а сочувственно перевел взгляд с загипсованной руки друга на бордово-фиолетовый кровоподтек, разлившийся по его скуле, и еле слышно вздохнул. Затем вытащил из кармана помятый блокнот и придвинул к кровати стул. Во время рассказа Дэна Ивасин, делая пометки, молчал, но сжатыми губами красноречивей всяких слов выражал свое отношение к затеянному другом расследованию. Когда Дэн замолчал, Ивасин захлопнул блокнот, наморщил смуглый лоб и назидательно произнес:
