«Ну вы только посмотрите на меня, – с иронией подумал Хило. – И вправду размышляю обо всей этой политической хренотени». Наверное, он все-таки постепенно учится быть Колоссом. Немного поздновато. Политики действуют медленно, а клинки – быстро.
– Гонт не запугает нас жестокостью, – настаивал Кен, вновь наполняя стопки. – Все Зеленые Кости, вплоть до самого мелкого Пальца, отдадут за тебя жизнь, цзен. Гонту нужна быстрая победа? Он ее не получит.
Хило никогда не сторонился драки и готов был сколь угодно долго и свирепо сражаться, если это требовалось для победы. Но если поражение неизбежно, то бессмысленно заставлять Кулаков и Пальцев терять руки или нефрит. Лучше чистая смерть для него и близких. По правде говоря, Гонт предложил не такую уж плохую сделку.
Идея о смерти ради клана для Хило не была риторической. Клан – продолжение его семьи, в каком-то смысле клан стал для Хило даже больше семьей, чем родня. Он не знал своего отца. Мать любила Лана, дед любил Шаэ. Хило нашел себя среди ровесников – они ценили и его экспрессивность, и бесшабашность. А теперь судьба клана зависит от него, лично от него: Кен и Тар, другие Кулаки вроде Цзуэна и Вуая, бедняга Эйтен, и Сатто с Лоттом, заслужившие отмщения. Все, до последнего Пальца под командованием Хило, включая Пано и совсем еще мальчишку Хецзо, которые не моргнув глазом рискнули бы жизнью, отправившись с ним на Фабрику. А еще будущие члены клана вроде сына Лотта и Андена. Он просил их всех посвятить жизнь братству и не мог ожидать меньшего от себя.
Хило покрутил стопку и выпил, потом убрал бутылку в бар, пока Кен не успел до нее дотянуться. Штырь не должен одурманивать разум.
– Кен, если я погибну, ты захочешь отомстить за меня и забрать мой нефрит у Гонта или того, кто меня убьет. Это вполне естественно, но я не хочу, чтобы ты так делал. Лучше присмотри за Вен. Чтобы у нее была хорошая жизнь, хороший дом. Это для меня важно, даже если тебе придется для этого покинуть Кекон, даже если придется переметнуться.
Кен опешил.
– Я никогда не принесу клятву Горным. Никогда.
И Хило вспомнил, что причина такой пылкости Штыря не только в преданности, ведь Горные казнили отца Кена и Тара и выкинули его семью на улицу.
– Почему ты мне это говоришь, Хило-цзен? – дрожащим голосом спросил Штырь.
– Просто хочу внести ясность, – ответил Хило и пошел к двери. – Нужно поговорить с ребятами наверху, они ждут. Потом поедем к жене Эйтена, а затем уже в Топь – решим, кто займет место Лотта.
Третья интерлюдия
Триумф Байцзена
В кеконской религиозной мифологии у Старого дядюшки Цзеншу, Того Кто Вернулся, был любимый племянник по имени Байцзен, ставший самым известным и почитаемым древним героем страны. Кеконским детям сотни лет рассказывали истории о Байцзене, храбром воине, Зеленой Кости, а с недавнего времени о его бесчисленных приключениях и подвигах стали выпускать фильмы и комиксы. Но в отличие от божественного дядюшки Цзеншу, Байцзен остался смертным, его не почитали как бога.
Как гласила легенда, Байцзен пал в жестокой битве со своим главным врагом, захватчиком из Туна генералом Шаком. Боги узнали о его храбрости и нашли для него место на небесах. Со своего наблюдательного поста на небе Байцзен смотрел на землю. Он видел, как оставшиеся воины сражаются и умирают с его именем на устах, видел, что его народ вот-вот покорит иностранная держава. Он смотрел, не в силах ничем помочь, как его любимая, убитая горем жена готовится спрыгнуть с утеса, прежде чем приближающаяся армия доберется до их дома в горах.
Байцзен в панике попросил богов позволить ему всего на одну ночь вернуться на землю и отдать его место на небесах другому. Поначалу ему отказали, но Байцзен был непреклонен. Он стенал и бился головой о ступени нефритового дворца, отказываясь уйти, пока Всеотец Ятто не сжалился над ним и не согласился.
Воин упал в ноги богам, плача от благодарности. В ту ночь он вернулся на землю, прошел по усеянным трупами полям сражений и добрался до шатра тунского генерала. Он набросился на ошеломленного врага и с ликующим хохотом убил его, пока тот стоял перед ним в одном нижнем белье.
В соответствии с договором, который Байцзен заключил с богами, душа генерала Шака вознеслась на небеса. А Байцзен, спаситель своего народа, навеки остался бродить по земле как неприкаянная душа.
У Зеленых Костей есть старинная поговорка: молись Цзеншу, но будь как Байцзен.
Глава 51. Канун Нового Года
Подготовка к Новому Году в Жанлуне прошла тихо – в этом году в городе ожидалось мало гостей, а местные были не в настроении праздновать. Два главных клана, обычно в этот период жертвовавшие значительные суммы на народные гуляния и благотворительность, были слишком заняты, чтобы уделять внимание чему-либо помимо самых насущных нужд жителей своих крупнейших и надежно обороняемых районов. На памяти Шаэ в канун Нового Года семья Коулов во главе с дедом, а потом и с Ланом всегда появлялась в Храмовом квартале, чтобы запалить фейерверки, раздать детям леденцы и принять поток добрых пожеланий от Фонарщиков. А в этом году она сидела с Хило за столом во дворе особняка Коулов, всю ночь они спорили.
Теперь темы для разговора почти исчерпались. Шаэ смотрела на восходящее в пятнах облаков солнце, бросающее красные отблески на крышу. Через двое суток она может оказаться самым недолговечным Колоссом клана, дергающегося в предсмертных конвульсиях. Ее долг будет прост: позаботиться о достойных похоронах брата и безопасности оставшихся членов семьи, а также более-менее организованно передать власть в обмен на быструю и почетную смерть. Сократить возможное кровопролитие – самая сложная часть. Останутся те, кто предпочтет сражаться, пусть и без надежды. Хило отдал ей запечатанные письма к каждому из его Кулаков, написанные собственноручно, если до этого дойдет. Самый трудный разговор, с Маиками, она оставила Хило.
– Я не поблагодарил тебя за то, что нашла Вен новую работу, – произнес Хило после паузы.
– Это было несложно, – ответила Шаэ. – Она хорошо объяснила, чего хочет.
Официально Вен теперь работала в офисе Шелеста в качестве консультанта по дизайну для проектов строительства недвижимости. Это предполагало частые разъезды.
– Я рад, что вы поладили, – сказал Хило.
– Я лучше ее узнала.
Хило слабо улыбнулся. Он выглядел усталым и немного отстраненным. Последние месяцы смыли с его лица мальчишеское выражение, он стал менее открытым и раскрепощенным.
– Семья плохо тогда с тобой обошлась, но теперь я рад твоим эспенским связям. Не знаю, за какие ниточки ты потянула, как этого добилась, но я благодарен. – Он покосился в сторону восходящего солнца. – Ты сказала, для выживания нам нужны две вещи: деньги и военная победа. Ты добилась первой быстрее, чем я второй. Ты всегда меня опережала.
Шаэ предпочла бы, чтобы они могли поговорить о чем-нибудь другом, как-нибудь по-другому. Хило принял ужасное решение, она твердила ему об этом много раз. Но в конце концов, он Колосс, а еще и Штырь, если не по должности, то по духу, и у нее нет ни прав спорить, ни более хитроумного плана, как в случае с шоссе Бедняка. Она сделала, что могла – даже больше, чем могла бы признаться обоим братьям, чтобы уменьшить преимущество Горных над ними, но этого все равно оказалось недостаточно. Вероятно, это их единственный шанс, и Шаэ в итоге признала, что выбора нет.
