Он сел на каменную скамью и закрыл глаза. Он неторопливо исследовал собственное дыхание и биение сердца, ритмичный поток крови по венам. Лан проследил взглядом за летучей мышью, метнувшейся над головой и хватающей в воздухе насекомых. В ветерке от маленького пруда он уловил аромат цветения магнолии и жимолости. Он поискал на земле мышь, которую услышал чуть раньше, и обнаружил ее – горячий сгусток пульсирующей жизни, застывший яркий комок на темной лужайке.
Учеником Академии Коула Душурона он однажды провел всю ночь запертым в гулком, угольно-черном погребе с тремя крысами. Этот экзамен по Чутью сдавали ученики в возрасте четырнадцати лет. Он шел вслепую, держась за холодные каменные стены, прислушиваясь к едва заметному скрежету крохотных коготков и пытаясь согреть кровь, как змея, прекрасно понимая, что сдаст экзамен только в одном случае – если убьет всех острозубых крыс голыми руками. При этих воспоминаниях спина Лана напряглась.
Он ощутил толчок на периферии сознания – приближался Дору. Он пересекал сад – невидимый, но его выдавала нефритовая аура, разрывающая ночь, будто прорезавшая дым красная вспышка.
Лан выдохнул и открыл глаза, губы изогнулись в кривоватой улыбке. Если Дору застанет его за охотой на мышей в ночном саду, то это будет куда более серьезным симптомом умственного расстройства, чем бессонница. Но Лана рассердило, что кто-то прервал его одиночество, и он не встал поприветствовать гостя.
Голос Юна Дорупона был мягким и хрипловатым. Он пах лекарствами, а голос звучал, как будто в кастрюлю сыплют гравий.
– Ты здесь, в одиночестве? Что-то случилось, Лан-се?
Лан нахмурился, услышав уменьшительный суффикс – так обращаются взрослые к ребенку, а не к старшему по званию. Использование этого имени Шелестом означало нарушение субординации. Лан понимал, что Дору не хотел его оскорбить, просто никак не может избавиться от старых привычек. Дору знал его с детства, он служил Коулам, сколько помнил Лан. Но предполагается, что он должен быть советчиком и стратегом, а не выступать в роли заботливого дядюшки.
– Ничего не случилось, – ответил Лан. Он наконец встал и повернулся к Дору. – Мне нравится выходить по вечерам в сад. Иногда нужно побыть наедине с собственными мыслями.
Легкий упрек за вторжение.
Дору, похоже, упрека не заметил.
– Уверен, тебе есть о чем подумать.
Шелест был тощим как жердь, с похожей на яйцо головой и острым подбородком, и даже в тягостную летнюю жару носил шерстяные свитера и темные куртки, в которых выглядел полнее. Чопорные манеры придавали ему вид ученого, что совершенно не соответствовало действительности. Несколько десятилетий назад Дору был Человеком Горы и одним из тех неукротимых мятежников, которые под предводительством Коула Сенингтуна и Айта Югонтина покончили с иностранной оккупацией острова Кекон. Последний год Мировой войны Дору провел в шотарской тюрьме, ходили слухи о том, что скрывается под его мешковатой одеждой, – якобы из его ног и рук вырваны куски плоти, а еще ему отрезали яйца.
– К концу месяца КНА должен определить квоты на экспорт. Ты уже принял решение, как проголосуешь?
Споры внутри Кеконского Нефритового Альянса по поводу того, стоит ли увеличивать продажу нефрита иностранным державам, а именно Эспении и ее союзникам, шли всю весну.
– Ты знаешь мое мнение, – ответил Лан.
– Ты обсудил это с Коулом-цзеном?
Естественно, Дору имел в виду Коула Сенингтуна. Пусть в семье есть еще три Зеленых Кости помладше, для Дору всегда останется только один Коул-цзен.
Лан не показал своего раздражения.
– Нет нужды его беспокоить.
Возможно, не один лишь Дору в Равнинном клане ожидает, что по поводу серьезных решений Лан будет советоваться с дедом, но так не может больше продолжаться. Давно пора дать понять, что только Лан – полновластный Колосс.
– Эспенцы слишком многого хотят. Если мы всегда будем давать им, что попросят, то скоро последний нефрит с острова окажется на эспенских армейских складах.
Шелест немного помолчал, а потом кивнул.
– Как скажешь.
И тут Лану пришла в голову неожиданная мысль: Дору стареет, он уже слишком стар, чтобы меняться. Он был Шелестом деда и всегда будет считать себя таковым. Придется его заменить. Лан отбросил эту неприятную мысль. Даже хорошее Чутье не позволяло Зеленым Костям читать мысли, но некоторые так натренировались, что могли разобрать их по малейшим внешним проявлениям. Дору носил лишь тонкие нефритовые кольца на больших пальцах, но Лан знал, что остальной нефрит спрятан от взглядов, а Дору куда более умел, чем кажется, и может почувствовать внезапный поворот в мыслях Лана, даже если они никак не отразятся на лице. Он скрыл любые признаки нетерпения.
– Ты же пришел не затем, чтобы терзать меня по поводу КНА. В чем дело?
На воротах включились прожектора, залив фасад дома и длинную подъездную дорожку желтым светом.
– Только что приехал Хило, – сказал Дору. – Он срочно хочет с тобой увидеться.
Лан быстро пересек сад в направлении силуэта огромного седана Хило, который ни с чем не спутаешь. Маик Кен, один из лейтенантов его брата, прислонился к водительской дверце «Княгини Прайзы», глядя на часы. Маик Тар стоял чуть в стороне, рядом с Хило. У их ног лежали два мешка. Подойдя поближе, Лан увидел, что эти мешки – на самом деле два подростка, стоящие на коленях, головой в асфальт.
– Рад, что застал тебя, пока ты еще не спишь, – поддразнил его Хило.
Младший Коул частенько рыскал по улицам до рассвета, уверяя, что это часть обязанностей хорошего Штыря, угроза его присутствия усмиряет разного рода мерзавцев, творящих свои дела на территории клана, когда опускается темнота. Никто не скажет, что Коул Хило не посвятил делам всего себя, в особенности когда они касались еды и выпивки, красивых девушек и громкой музыки, баров, игорных залов и периодических жестоких стычек.
Лан пропустил издевку мимо ушей и посмотрел на двух парнишек. Перед тем как привезти сюда и положить на дорогу, их избили до полусмерти.
– Что это значит?
– Старый пропойца Шон Цзу чуть не лишился своих жалких нефритов из-за этих клоунов, – объяснил Хило. – Но вышло так, что вот этот, – он поддел ногой более крупного мальчишку, – рассказал кое-что интересное, и я решил, что тебе стоит услышать это лично. Давай, парень, расскажи Колоссу все, что знаешь.
Юнец поднял голову. Оба его глаза заплыли, губа была рассечена. Из-за разбитого носа голос звучал гнусаво. Он рассказал Лану о внезапном захвате контрабандного бизнеса Трехпалого Ги.
– Я не знаю, как зовут новичка. Мы называем его просто Резчик.
– Он абукеец? – спросил Лан.
– Нет, – прошамкал мальчишка вздувшимися губами. – Иностранец, каменноглазый. Носит куртки, как у югутанцев, и квадратную кепку. – Он бросил нервный взгляд на своего товарища, когда тот заворочался и застонал.
