Я огрызнулся на него, обнажая зубы в жестком оскале.
– Это твое окончательное медицинское заключение, а, Джек? Или просто революционные устои куэллистов? Истина в маленьких и контролируемых дозах. Чтобы пациент выдержал.
– Нет, Так, – сказал он тихо. – Это предупреждение. Тебе пора выходить из воды.
Я сжал и разжал кулаки.
– Не испытывай меня, Джек.
– Ты здесь не единственный с нейрохимией, Так. Момент застыл, затем опрокинулся и умер, когда до меня дошла его нелепость. Сиерра Трес была права. Эта женщина с раздвоением не виновата, что Иса погибла; не виноват и Бразилия. А кроме того, все, что я мог сделать плохого призраку Нади Макиты, я уже сделал. Я кивнул и скинул боевое напряжение, как куртку. Сунулся мимо Бразилии и потянулся к двери за ним. Ненадолго оглянулся на женщину на койке.
– Кем бы ты ни была, Сильви Осиму ты вернешь невредимой, – я дернул головой в сторону Бразилии. – Я привел тебе новых друзей, но сам я не из них. Если я решу, что ты хоть как-то повредила Осиме, я спалю их, как ангельский огонь, только чтобы добраться до тебя. Держи это в уме.
Она спокойно смотрела на меня.
– Спасибо, – сказала она без иронии. – Буду.
* * *
На палубе я нашел Сиерру Трес в стальном шезлонге, осматривающей небо в бинокль. Я подошел и встал за ней, усиливая нейрохимию, вглядываясь в том же направлении. Вид был ограниченный – «Островитянин с Боубина» спрятался в тени массивного зазубренного осколка рухнувшей марсианской постройки, который упал на отмель под нами, закопался и со временем сросся с рифом. Воздушные споры породили над водой толстую завесу из чего-то вроде лишайников и ползучих сорняков, и вид из-под руин загораживали веревки свисающей растительности.
– Что-нибудь видишь?
– Кажется, они подняли сверхлегкую авиацию, – Трес убрала бинокль. – Слишком далеко, ничего, кроме бликов, не разглядеть, но у рифа что-то двигается. Хотя и что-то очень маленькое.
– Значит, еще нервничают.
– А как иначе? Прошло сто лет с тех пор, как Первые Семьи последний раз теряли воздушное судно из-за ангельского огня.
– Ну, – я пожал плечами с легкостью, которой на самом деле не чувствовал. – Прошло сто лет с тех пор, как какой-то дурень в последний раз пошел в воздушную атаку во время орбитального шторма, правильно?
– Значит, тебе тоже не кажется, что он поднялся на четыреста метров?
– Не знаю, – я проиграл в памяти чрезвычайного посланника последние секунды свупкоптера. – Взлетал он довольно лихо. Даже если не поднялся, может, орбитальники среагировали на его вектор. Вектор и активные орудия. Блин, да кто знает, как думают эти штуки? Что они воспринимают как угрозу? Они и раньше нарушали правила. Смотри, что было с автосборщиками скальных фруктов во время Освоения. А гоночные ялики на Охридах, помнишь? Говорят, большинство не оторвалось от воды больше чем на сто метров, когда выжгли их всех.
Она бросила на меня насмешливый взгляд.
– Когда это случилось, Ковач, я еще не родилась.
– А. Прости. Ты кажешься старше.
– Спасибо.
– В любом случае, пока мы убегали, никто не торопился послать за нами воздушную погоню. Значит, в расчетах ИскИны склонялись к осторожности, давали мрачные прогнозы.
– Или нам повезло.
– Или нам повезло, – повторил я.
Из люка поднялся Бразилия и пошел к нам. В том, как он двигался и смотрел на меня с открытой неприязнью, мелькал нехарактерный для него гнев. Я удостоил его подобным же взглядом, а затем отвернулся дальше смотреть на воду.
– Больше ты с ней так разговаривать не посмеешь, – сказал он мне.
– Ой, иди ты.
– Я серьезно, Ковач. Мы все знаем, что у тебя проблемы с политической позицией, но я не позволю тебе выблевывать на эту женщину ненависть, которую ты копишь в своей ушибленной башке.
Я развернулся к нему.
– Эту женщину? Эту женщину? И это я башкой ушибся. Эта женщина, о которой ты говоришь, не человек. Она фрагмент, в лучшем случае призрак.
– Мы еще не знаем наверняка, – сказала Трес тихо.
– Ой, хватит. Вы что, не понимаете, что происходит? Вы проецируете собственные желания на гребаный черновик оцифрованного человека. Уже. А что же будет, когда мы доставим ее на Кошут? Построим целое революционное движение на мифологических ошметках?
Бразилия покачал головой.
– Движение уже существует. Его не нужно строить, оно готово действовать.
– Ага, не хватает только генерала, – я отвернулся, когда во мне поднялась старая усталость, даже более сильная, чем гнев. – Очень жаль, что у вас есть только свадебный.
– Ты еще не знаешь.
– Нет, ты прав, – я начал уходить. На тридцатиметровом судне далеко не уйдешь, но я собирался оставить между собой и этими внезапными идиотами максимальное расстояние. Затем что-то заставило меня развернуться к ним обоим. Голос поднялся на резкой ярости. – Я не знаю. Я не знаю, сохранили ли личность Нади Макиты или нет, чтобы потом оставить валяться в Новом Хоке, как какой-то никому не нужный неразорвавшийся снаряд. Я не знаю, загрузилась ли она в башку мимо проходившей деКомовке или нет. Но какие, блин, шансы?
– Мы не можем судить, – сказал Бразилия, шагая ко мне. – Нужно доставить ее к Кою.
– Кою? – я злобно рассмеялся. – Ну насмешил. Кой, охренеть можно. Джек, ты правда думаешь, что еще когда-нибудь увидишь Коя? Он наверняка уже поджаренный кусок мяса, который соскребывают в подворотне в Миллспорте. А еще лучше – он гость на допросе Аюры Харлан. До тебя не доходит, Джек? Все кончено. Твоему неокуэллистскому возрождению настала жопа. Коя нет, остальных наверняка тоже. Просто новые, сука, жертвы на великой дороге революционных перемен.
– Ковач, ты думаешь, мне плевать на то, что случилось с Исой?
– Я думаю, Джек, что, раз мы спасли шелуху и миф, тебе уже все равно, кто умрет и как.
У леера неловко двинулась Сиерра Трес.
– Иса сама решила участвовать. Она знала риски. Она взяла деньги. Она была свободным агентом.
– Она была пятнадцатилетней девчонкой, вашу мать! Никто из них ничего не сказал. Они только смотрели на меня. Шлепанье волн о корпус стало громче. Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и снова посмотрел на них. Кивнул.
– Ничего, – сказал я измученно. – Я понимаю, к чему все идет. Я это уже видел. Видел на Санкции IV. Сраный Джошуа Кемп все уже сказал в Индиго-Сити. «Мы алчем революции. Как мы ее добьемся – не имеет значения, и это уж точно не повод для этических дебатов – нашим главным моральным судьей будет исторический результат». Если у вас внизу не Куэллкрист Фальконер, вы ее все равно в нее превратите. Да?
