Яд кивнула.
– Да, эта Отреченская хрень должна была рано или поздно аукнуться Сильви. Если засрать мозги в таком возрасте, уже никогда их не прочистишь. Ну а что с этой Надей? Правда думаешь, что это личностная мина? Потому что должна сказать, Микки, почти за три года охоты на Новом Хоке я ни разу не видела и не слышала про инфомину с таким количеством деталей, такой глубиной проработки.
Я помялся, ощупывая края понимания, подаренного интуицией посланника, в поисках сути, которую можно утоптать и передать таким грубым инструментом, как слова.
– Я не знаю. По-моему, она, не знаю, какое-то оружие со специфическим назначением. Все указывает на то, что Сильви чем-то заразилась в Нечистой. Ты была с ней в каньоне Иямон, да?
– Ага. Во время боя она отвалилась. Отходила несколько недель. Орр прикидывался, что это стресс после стычки, но все всё понимали.
– А до этого с ней все было нормально?
– Ну, она была башкой деКома, с этой работой нельзя быть нормальным. Но ее бред, отключки, наводки на места, которые уже кто-то обработал, – все это пошло косяком после Иямона, да.
– Места, которые уже кто-то обработал?
– Ну, сам знаешь, – в отражении окна на ее лице вспыхнуло раздражение, как спичка, потом так же внезапно затухло. – Нет, если подумать, откуда тебе знать, ты же ни разу не видал.
– Что не видал?
– А, несколько раз мы обнаруживали активность миминтов, но когда приходили, то все уже было чисто. Казалось, будто они сражались друг с другом.
Перед глазами встало что-то из первой встречи с Курумаей. Нытье Сильви, бесстрастные ответы командира лагеря.
– Осима-сан, в прошлый раз, когда я разогнал тебя в расписании перед другими, ты презрела свои обязанности и исчезла на севере. Откуда мне знать, что ты не выкинешь тот же трюк?
– Сиг, ты послал нас глазеть на развалину. Кто-то добрался туда раньше нас, там ничего не осталось. Я тебе уже все говорила.
– Когда наконец соизволила вернуться, да.
– О, рассуждай здраво. Как мне декомиссовать то, что и так расковыряли? Мы свалили, потому что там ни хрена не было.
Я нахмурился, когда на место встал еще один фрагмент. Гладко и заподлицо, как чертов осколок. От теорий, которые я строил, лучилось беспокойство. Они не сходились ни с чем, чему я привык верить.
– Сильви что-то об этом говорила, когда мы получали задание по зачистке. Курумая разогнал вас, а когда вы вышли на заданную местность, там не было ничего, кроме развалин.
– Да, оно самое. Но это было не единожды. Мы сталкивались с этим в Нечистой несколько раз.
– Когда я был с вами, вы мне не рассказывали.
– Ну, сам понимаешь, деКом, – Яд кисло скорчилась на себя в окне. – Для людей с тоннами передовой техники в башке мы удивительно суеверные придурки. Считается некрутым говорить о таких вещах. Приносит неудачу.
– Тогда еще раз. Эти суицидные дела миминтов – они случались и до Иямона.
– Насколько я помню, да. Так ты мне объяснишь эту свою теорию о спецоружии?
Я тряхнул головой, укладывая новую информацию.
– Я не уверен. Думаю, она была создана активировать этого генетического убийцу Харланов. Не думаю, что Черные бригады отказались от своего оружия, не думаю, что их уничтожили раньше, чем они его запустили. Думаю, они разработали эту штуку как детонатор, начало цепочки. Спрятали в Новом Хоке фальшличность с запрограммированным желанием запустить оружие. Она верит, что она Куэллкрист Фальконер, потому что это придает ей воли. Но не более того, это только стимулирующая система. Когда дело доходит до цели – генетического проклятья для людей, которые еще не родились, когда его создали, – она ведет себя как совершенно другой человек, потому что в конечном итоге имеет значение только цель.
Яд пожала плечами.
– Описал в точности всех политических лидеров, про которых я слышала. Цели и средства, все такое. Почему долбаная Куэллкрист Фальконер должна чем-то отличаться?
– Да уж, не знаю, – во мне уперлось какое-то любопытное и нежданное сопротивление ее цинизму. Я посмотрел на руки. – Взглянуть на жизнь Куэлл – в основном все, что она делала, сходится с ее философией. Даже эта ее копия – или что это такое – даже она не может уложить свои действия в характер человека, которым себя считает. Она путается в собственных мотивациях.
– И что? Добро пожаловать в сраное человечество. Из-за горечи в ее словах я поднял глаза. Яд все еще стояла у окна, глядя на свое отражение.
– Ты ничего не могла поделать, – сказал я мягко.
Она не смотрела на меня, не отвернулась от окна.
– Может. Но я знаю, что чувствовала, и этого было мало. Меня изменила эта поганая оболочка. Вырезала меня из нашей сетки…
– И спасла тебе жизнь.
Она нетерпеливо мотнула бритой головой.
– Она не давала мне чувствовать то, что чувствуют остальные, Микки. Она меня отделила. Даже с Ки у нас все изменилось. За последний месяц мы больше не чувствовали себя как прежде.
– Обычное дело с новыми оболочками. Люди учатся…
– Ой ну да, все я знаю, – теперь она отвернулась от собственного лица и смотрела на меня. – Отношения – это непросто, отношения – это работа. Но мы обе старались, старались больше, чем раньше. Старались больше, чем приходилось раньше. В этом и проблема. Раньше стараться вообще не приходилось. Я иногда текла от одного взгляда на нее. Нам только это и было нужно – касание, взгляд. И все пошло по жопе, все.
Я промолчал. Есть времена, когда нельзя сказать ничего полезного. Остается только слушать, ждать и смотреть, как то, что внутри, выходит. Надеяться, что это очистка.
– Когда я услышала ее крик, – сказала Яд с трудом. – Я как бы… Это было не важно. Недостаточно важно. Не хотелось остаться и сражаться. В собственном теле я бы осталась и сражалась.
– Ты хотела сказать – осталась бы и умерла.
Беспечно пожала плечами, отвернулась, словно из-за слез.
– Это крабье говно, Яд. В тебе говорит вина, потому что ты выжила. Ты все это себе рассказываешь, хотя ничего не могла поделать и сама это знаешь.
Тогда она посмотрела на меня – и она правда плакала, тихие струйки слез и смазанная гримаса.
– А ты-то что, сука, знаешь, Микки? С нами все это сделала твоя же сраная версия. Ты гребаный разрушитель, контуженый посланник. Ты никогда не был деКомовцем. Тебе там не место, ты не представляешь, что все это значит. Какая это тесная связь. Не представляешь, каково ее потерять.
Мой разум быстро вернулся к Корпусу и Вирджинии Видауре. Гнев после Инненина. Тогда у меня в последний раз было свое место хоть где-то – и это было больше века назад. С тех пор я чувствовал зачатки похожего чувства – новые побеги товарищества и единой цели – и каждый раз вырывал их на корню. От этой херни умирают. Слишком расслабляешься.
