– Да? – в этот раз улыбался я. – Кто это «мы», Тод? Протекторат? Семейство Харланов? Еще какие-нибудь супербогатые ушлепки?
Он раздраженно махнул рукой.
– Я про всех нас, Так. Правда думаешь, что именно это нужно планете? Очередное Отчуждение? Очередная война?
– Для войны нужны двое, Тод. Если Первые Семьи согласятся на условия неокуэллистов, проведут реформы – что ж, – я развел руками. – Тогда не вижу, зачем вообще понадобится восстание. Может, тебе лучше с ними побеседовать.
Нахмурился.
– Зачем ты так говоришь? Не рассказывай, что повелся на их бред.
Я помолчал.
– Не знаю.
– Не знаешь? Это что еще за гребанутая политическая философия, Так?
– Это вообще не философия, Тод. Это просто ощущение, что, пожалуй, с нас всех уже хватит. Пожалуй, пришло время подпалить этих сволочей.
Он наморщился.
– Не могу это позволить. Прости.
– Тогда почему просто не призовешь гнев Корпуса и не прекратишь тратить время?
– Потому что я, сука, не хочу, чтобы сюда ввалились посланники, – на его лице появилось внезапное краткое отчаяние. – Я сам отсюда, Так. Это мой дом. Думаешь, я сплю и вижу, как бы превратить Харлан в очередной Адорасьон? Очередную Шарию?
– Очень благородно, – Яд оторвалась от наклонных окон, подошла к столу и ткнула в инфополе. Вокруг ее пальцев заискрились красный и сиреневый цвета. – И какой план боя, мистер Совесть?
Его глаза забегали между нами, остановились на мне. Я пожал плечами.
– Вопрос логичный, Тод.
Он колебался. Мне вспомнилось, как пришлось отдирать собственные онемевшие пальцы от троса под марсианской крепостью в Текитомуре. Он сейчас отпускал преданность чрезвычайным посланникам длиною в целую жизнь, и мое отозванное членство в Корпусе было слабым оправданием.
Наконец он хмыкнул и развел руками.
– Ладно. Вот тебе новости, – он ткнул в меня пальцем. – Тебя продал твой дружок Шегешвар.
Я моргнул. Тут же:
– Да ни хрена.
Он кивнул.
– Да, понимаю. Долг гайдуков, да? Он тебе должен. Но только, Так, тебе стоит самого себя спросить, кому из тебя он должен.
О черт.
Он увидел мою догадку и снова кивнул.
– Да, я и про это все знаю. Понимаешь, пару столетий назад в объективном времени Такеси Ковач спас жизнь Шегешвару. Но это сделали обе ваши копии. За стариком Радулом должок, факт, но, очевидно, он не собирается расплачиваться дважды. И твоя молодая и свежая версия только что на этой самой основе заключила с ним сделку. Этим утром люди Шегешвара взяли почти всех твоих пляжных революционеров. Взяли бы и тебя с Видаурой и деКомовкой, если бы ты не увез их по делам ранним утром на Полосу.
– А теперь? – последние упрямые ошметки цепляющейся надежды. Выжги их – встречай факты, с лицом, высеченным из камня. – Теперь Видаура и остальные тоже у них?
– Да, их захватили по возвращении. Их удерживают, пока не прибудет Аюра Харлан-Цурёка с отрядом зачистки. Если бы ты вернулся к остальным, куковал бы с ними в одной камере. Так что, – быстро дернувшаяся улыбка, поднятая бровь, – похоже, ты мне теперь торчишь.
Я позволил войти ярости – как глубокому вдоху, как растущему комку. Дал ей бушевать во мне, затем аккуратно затушил, как недокуренную сигару с морской коноплей, приберег на потом. Запри чувства, думай.
– Откуда ты все это знаешь, Тод?
Он сделал самоуничижительный жест.
– Как я уже сказал, я здесь живу. Провода гудят, новости бегут. Сам знаешь, как это бывает.
– Нет, что-то не знаю, как это бывает. Что у тебя за источник, Тод?
– Я не могу ответить.
Я пожал плечами.
– Тогда не могу помочь.
– Так все и оставишь? Шегешвар тебя продал – и это сойдет ему с рук? Твои друзья с пляжа умрут? Брось, Так.
Я покачал головой.
– Я устал сражаться за других людей. Бразилия с друзьями это заварили – пусть и расхлебывают. А Шегешвар никуда не денется. Успею до него добраться.
– А Видаура?
– А что Видаура?
– Она нас тренировала, Так.
– Да, нас. Вот давай иди и спасай ее сам.
Не будь я посланником, ничего бы не заметил. Даже не дрожь, какая-то миллиметровая смена позы, а то и меньше. Но Мураками обмяк.
– Я не могу сам, – сказал он тихо. – Я не знаю базу Шегешвара, а без этого мне понадобится взвод посланников.
– Тогда вызывай Корпус.
– Ты знаешь, к чему это…
– Тогда отвечай, кто твой сраный источник.
– Ага, – сказала Яд сардонически в последовавшей тишине. – Или просто попроси его войти.
Она поймала мой взгляд и кивнула на закрытый люк в полу задней части комнаты. Я сделал к нему шаг, и Мураками едва сдержался, чтобы не загородить мне дорогу. Прожег взглядом Яд.
– Простите, – сказала она и постучала пальцем по голове. – Оповещение об инфопотоке. Стандартное железо водомерок. Твой дружок пользуется телефоном и много ходит. Вернее, нервно мечется, я бы сказала.
Я улыбнулся Мураками.
– Ну, Тодор. Твой ход.
Напряжение продлилось еще пару секунд, затем он вздохнул и жестом пригласил меня вперед.
– Давай. Ты бы все равно рано или поздно догадался. Я подошел к люку, нашел панель и ткнул. Где-то в глубине здания заворчала машинерия. Люк поднялся с дергаными заминками. Я наклонился к открывшемуся пространству.
– Добрый вечер. И кто из вас стукач?
Ко мне обернулись четыре лица, и как только я их увидел – четыре строго одетых фигуры в черном, – кусочки мозаики встали на место в моей голове со звуком люка, который наконец открылся до конца. Трое были бойцами – двое мужчин и женщина, и кожа на их лицах отличалась блестящей пластиковой эластичностью там, где им пришлось залить спреем татуировки. Краткосрочный вариант, всего на день, и не выдерживал взгляда профессионала. Но в глубине территории гайдуков это наверняка выручало их от участи сражаться не на жизнь, а на смерть на каждом углу Ньюпеста.
Четвертый, с телефоном, был старше, но узнаваем по одному только поведению. Я понимающе кивнул.
– Танаседа, я полагаю. Ну-ну.
Он слегка поклонился. Как же без этого – и холеные манеры старой школы, и внешность под стать. На лице у него не было украшений, потому что человеку его уровня приходилось часто посещать анклавы Первых Семей, где этого не одобряют. Но все равно можно было разглядеть почетные шрамы на местах, где татуировки удалили без преимуществ современной хирургической техники. Его черные волосы с проседью были туго забраны в короткий хвост, и тем обнажали шрамы на лбу и подчеркивали длинные кости лица. Глаза были карие и твердые, как полированные камни. Осторожная улыбка, которой он меня встретил, была такой же, какой он удостоит смерть, если и когда она к нему снизойдет.
