Я отвернулся от него, следя лишь краем глаза, и посмотрел прямо на Плекса – тот стоял у станков, возился с узлом ремней и примеривал улыбку, которой было неуютно на его потасканном лице ариста.
– Слушай, Так…
– У нас была строго закрытая вечеринка, Плекс. Я развлечений не заказывал.
Якудза дернулся вперед, еле сдерживаясь. Из его горла донесся скрежет. Плекс явно запаниковал.
– Подожди, я… – он с очевидным усилием отложил ремни. – Он здесь по другому поводу, Так.
– Но в мое оплаченное время, – спокойно заметил я.
– Слушай, Ковач. Ты, гребаный…
– Нет, – при этом я посмотрел на него, надеясь, что он почувствует ярость в моем голосе. – Ты знаешь, кто я, и не будешь мне мешать. Я пришел поговорить с Плексом, а не с тобой. Теперь проваливай.
Не знаю, что его остановило, – репутация посланников, последние новости из цитадели, – ведь об этом уже все знают, такого ты там наворотил, – или просто не такая горячая голова, как можно было подумать по бандитскому виду и дешевому прикиду. На миг он замер, еле усмирил гнев, затем отступил и перенаправил его – ухмыльнулся и с пренебрежительным видом уставился на ногти правой руки.
– Ладно. Вперед, веди переговоры с Плексом. Я подожду снаружи. Это все равно ненадолго.
Даже сделал первый шаг к улице. Я посмотрел на Плекса.
– Что это он несет?
Тот поморщился.
– Нам, э-э, придется изменить планы, Так. Мы не можем…
– О нет, – но, оглядевшись, я уже видел спиральные рисунки на пыли там, где пользовались гравподъемником. – Нет-нет, ты мне говорил…
– Я з-знаю, Так, но…
– Я тебе заплатил.
– Я верну деньги…
– Мне не нужны сраные деньги, Плекс, – я вперил в него взгляд, борясь с желанием порвать ему глотку. Без Плекса не будет загрузки. Без загрузки… – Мне нужно мое тело, сука.
– Все нормально, все нормально. Ты его получишь. Просто прямо сейчас…
– Просто прямо сейчас, Ковач, оборудование взяли мы, – якудза показался снова, все еще ухмыляясь. – Потому что, если начистоту, оно вообще-то наше. Но Плекс, видимо, об этом не упомянул, да?
Я перевел взгляд. Плекс казался пристыженным.
«Как его не пожалеть, – Иса, мой миллспортский торговец контактами, – целых пятнадцать лет, рваная фиолетовая прическа и до брутальности очевидные допотопные разъемы инфокрысы, – во время обсуждения сделки и цены предавалась размышлениям с видом мудреца, уставшего от мирской суеты. – Вспомни историю. Она его поимела».
История действительно не пожалела Плекса. Родись он с фамилией Кохей на три века раньше, был бы избалованным младшеньким сынком, жил бы без всякой нужды, а очевидный интеллект проявлял бы лишь в таких джентльменских занятиях, как астрофизика или археология. Ну а так семья Кохей поколениям после Отчуждения оставила одни только ключи к десяти улицам пустых складов и упадочный шарм аристов, который, судя по собственным самоуничижительным исповедям Плекса, помогает разве что перепихнуться, когда ты на мели. Не так уж и плохо, если подумать. Упоровшись трубкой, он пересказал мне всю свою жалкую историю меньше чем через три дня знакомства. Казалось, ему надо выговориться хоть кому-то, а посланники – отличные слушатели. Слушаешь, изучаешь местный колорит, впитываешь. Потом всего одна вспомнившаяся мелочь может спасти тебе жизнь.
От ужаса перед одной-единственной жизнью без новых оболочек обнищавшие предки Плекса учились зарабатывать на пропитание, но преуспели мало. Долги накапливались; стервятники приближались. Когда родился Плекс, семья уже была в кармане у якудза и третьеразрядная преступность стала просто частью их жизни. Он наверняка рос среди таких набыченных типов, как этот. Наверняка научился этой пристыженной, уступающей улыбке уже на коленях у отца.
Последнее, чего он хотел, – огорчать покровителей. Последнее, чего хотел я, – возвращаться ховерлодером в Миллспорт в этой оболочке.
– Плекс, я забронировал место на «Шафрановой королеве». До отъезда четыре часа. Что, возместишь мне билет?
– Мы тебя перенесем, Так, – он говорил умоляющим голосом. – Завтра вечером будет еще один ховер в ЭмПи. У меня – то есть у ребят Юкио…
– …охренел называть мое имя?! – вскрикнул якудза.
– Тебя перенесут на вечерний рейс, никто ничего не узнает, – умоляющий взгляд обратился к Юкио. – Да? Вы же можете, правда?
Я тоже пристально посмотрел на якудза:
– Правда? Учитывая, как вы уже запороли мои планы по отходу?
– Ты сам себе все запорол, Ковач, – якудза хмурился и качал головой. Разыгрывал семпая с манерностью и деланной важностью, которые наверняка скопировал прямиком с собственного семпая из не очень давних лет ученичества. – Ты знаешь, сколько копов тебя сейчас разыскивает? Отряды ищеек прочесывают весь север города, и что-то мне подсказывает, что они нагрянут в доки уже через час. Весь ТПД вышел поиграть. Не говоря уже про наших бородатых друзей-штурмовиков из цитадели. Блин, а еще больше крови ты там мог пролить?
– Я задал вопрос. Я не просил критики. Перенесете меня на следующий отлет или нет?
– Да, да, – он отмахнулся. – Как два пальца. Но никакого у тебя уважения, Ковач, к чужим переговорам по серьезному бизнесу. Приходишь, будоражишь местных законников бессмысленным насилием – а они поддадутся искушению закрыть тех, кто нам нужен.
– Для чего нужен?
– Не твое собачье дело, – пародия на семпая слетела, он снова стал чистым миллспортским уличным пацаном. – Просто не отсвечивай следующие пять-шесть часов и постарайся никого не убивать.
– А что потом?
– А потом мы позвоним.
Я покачал головой:
– Придумай что-нибудь получше.
– Получше? – его голос стал громче. – Ты охренел? Ты с кем так разговариваешь, Ковач?
Я прикинул расстояние, время, которое потребуется, чтобы добраться до него. Боль, которой это будет стоить. Подобрал слова, которые его взбесят.
– С кем я разговариваю? Я разговариваю с обкуренным чимпирой, гребаной уличной шпаной, которую спустил с поводка семпай из Миллспорта, и мне это уже надоело, Юкио. Быстро дал сюда телефон – хочу поговорить с тем, кто действительно принимает решения.
Гнев взорвался. Глаза распахнулись, рука дернулась к тому, что было под курткой. Слишком поздно.
Я ударил.
Прыжок через все расстояние между нами, атака со здоровой стороны. Боковые удары по горлу и колену. Он рухнул, захлебываясь. Я схватил руку, вывернул и прикоснулся к ладони «Теббитом» так, чтобы он видел.
– Это нож с бионачинкой, – сказал я ему сухо. – Адорасьонской геморрагической лихорадкой. Порежу – и все кровеносные сосуды в твоем теле лопнут через три минуты. Хочешь?
