– Ну, – сказала она в какой-то миг, – а ты как развлекаешься?
– Я, э-э, я. Ныряю с рифов.
Улыбка превратилась в смех.
– Ну да, Воины Рифов, можно было догадаться. Ныряешь ты, а намокнуть должна я?
Это должна была быть моя шутка. Этой шуткой мы все клеили девчонок, а она украла ее у меня из-под носа. Я был не против.
– Дальняя сторона Хираты, – выпалил я. – Хочешь как-нибудь попробовать?
– Конечно, – не испугалась она. – Давай прямо сейчас?
На Кошуте стояла середина лета, влажность достигла ста процентов уже несколько недель назад. Мысль залезть в воду была заразительным зудом. Мы сбежали от Ватанабе, и я научил ее читать потоки автотакси, выбирать незанятое и запрыгивать на крышу. Мы проехали через весь город, чувствуя, как холодеет пот.
– Держись крепче.
– А то сама бы не додумалась, – прокричала она в ответ и рассмеялась мне в лицо.
Такси остановилось у администрации порта по вызову, и мы скатились с него, вызвав манерные возгласы испуга у потенциальных клиентов. Удивление улеглось до ворчания и неодобрительных взглядов, от которых мы помчались, давясь от смеха. В охране гавани была дыра в восточном углу доков для ховерлодеров – слепое пятно, которое в предыдущем году прорубил какой-то несовершеннолетний хакер ради прикола; он продал его Воинам Рифов за голопорнуху. Мы прошли через брешь, проскользнули к пирсу ховеров и угнали килевой бот. Мы тихо толкались багром и гребли, пока не выбрались из порта, потом завели мотор и с криками прорезали широкую дугу со сливочными барашками в сторону Хираты.
Позже, нырнув в безмолвие вод, я поднял взгляд на рябь поверхности, окрашенную Хотеем, и увидел над собой ее тело, бледное на фоне черных ремней жилета и древнего акваланга со сжатым воздухом. Она забыла обо всем, дрейфовала, может, рассматривая возвышающуюся рядом с нами стену рифа, может, просто нежась в прохладе моря вокруг. Минуту я висел под ней, наслаждаясь видом и чувствуя, как у меня встает. Я обвел глазами очертания ее бедер, остановился на бритой вертикальной полоске волос в основании живота и проблеске губ, когда ноги лениво раздвинулись, чтобы грести. Я уставился на мускулистый живот под нижним краем жилета, очевидные выпуклости груди.
Потом что-то случилось. Может, перебрал морской конопли – всегда неудачная мысль перед погружением. Может, просто какое-то отцовское эхо от моей домашней жизни. В край зрения влез риф, и на один ужасный миг показалось, что он массивно нависает над нами, обрушивается. Эротизм вальяжного движения девушки сморщился до неожиданного, давящего страха, что она мертва или без сознания. Во внезапной панике я толкнулся наверх, схватил ее за плечи обеими руками и развернул в воде.
И она была в порядке.
Глаза за маской округлились от удивления, руки схватились за меня в ответ. Ее губы раскрыла улыбка, она позволила воздуху всплыть пузырьками из-за зубов. Жесты, ласка. Ноги обхватили меня. Она вынула изо рта регулятор, рукой показала повторить то же и поцеловала меня.
– Так?
Позже, в бабблах для снаряжения, которые Воины надули и поставили на рифе, лежа со мной на постели из затхлых зимних гидрокостюмов, она удивилась, как нежно я с ней обращаюсь.
Я не разобьюсь, Так. Я большая девочка.
И позже, снова обхватив меня ногами, восторженно смеясь:
Держись крепче!
Я уже был не в том состоянии, чтобы понять ее отсылку к поездке на крыше автотакси.
– Так, ты меня слышишь?
Ева? Ариана?
– Ковач!
Я моргнул. Голос Бразилии.
– Да, прости. Что там?
– Судно, – не успел он сказать, как я сам это услышал – царапающий визг малых винтов в воде, острый звук поверх рева водоворота на заднем фоне. Я проверил свою систему близости, ничего не нашел на следе грава. Перешел на сонар и увидел объект на юго-западе, быстро поднимающийся по Пределу.
– Килевка, – пробормотал Бразилия. – Как думаешь, надо волноваться?
Было трудно поверить, что семья Харланов задействует килевые патрульные катера. И все же…
– Вырубайте движки, – сказала за меня Сиерра Трес. – Оставайтесь на месте. Рисковать не стоит.
– Да, ты права, – я нехотя нашел управление плавучестью и вырубил поддержку грава. Тут же почувствовал, как начал тонуть под заново навалившимся весом снаряжения. Я нащупал и настроил шкалу аварийного всплытия, и почувствовал, как начали заполняться резервные камеры в плавучем жилете. Остановил, как только прекратился спуск, и завис в озаренном сумраке, слушая приближающийся визг лодки.
Может, Елена?
Сияние зеленых глаз. Обрушившийся риф.
В очередной вспышке ангельского пламени я заметил над головой киль судна – большого и акульего, с огромным наростом сбоку. Я сузил глаза и вгляделся в послеразрядный мрак, выкручивая нейрохимию на полную. Похоже, катер что-то тащил.
И напряжение тут же вылилось прочь.
– Чартер, ребята. Везут боттлбэка.
Катер со скучным гулом прополз мимо и исчез на севере, неловко накренившись под весом добычи, даже не приблизившись к нам. Нейрохимия показал мне силуэт мертвого боттлбэка на освещенной голубым поверхности воды, за которым еще тянулись тонкие струйки крови. Массивное тело-торпеда непослушно покачивалось на носовой волне; плавники тянулись, как переломанные крылья. Спинной плавник надорвался и теперь развевался в воде, края выглядели расплывчатыми из-за разрывов и ниток мяса. Рядом волочились незатянутые тросы. Похоже, его загарпунили несколько раз – тот, кто заказал катер, явно не был великим рыбаком.
Когда люди только прибыли на Харлан, боттлбэки жили без естественных хищников. Они были вершиной пищевой цепочки, великолепно приспособившиеся морские охотники и очень умные и социальные животные. Ни один из недавних результатов эволюции на планете не был в состоянии их убить.
Мы это быстро изменили.
– Надеюсь, это не знак, – неожиданно прошептала Сиерра Трес.
Бразилия издал гортанный звук. Я открыл клапаны резервных камер плавучего жилета и включил обратно грав-систему. Вода вдруг показалась холоднее. Пока шло автоматическое отстраивание положения и проверка снаряжения, я чувствовал, как в меня просачивается непонятный, неопределенный гнев.
– Давайте уже закончим, ребята.
Но настроение сохранилось и спустя двадцать минут, пульсируя у висков и за глазами, когда мы выплыли на мель у основания Рилы. Спроецированные на стекло скуба-маски бледно-красные указатели маршрута симуляционного софта Нацуме как будто вспыхивали в ритм моему кровотоку. Во мне рос волной позыв калечить, как бодрость, как веселье.
Мы нашли канал, который рекомендовал Нацуме, пробрались, отталкиваясь руками в перчатках, от камня и наростов кораллов, чтобы не зацепиться. Выползли из воды на узкий край, который софт окрасил и пометил смайликом со слегка демонической улыбкой. «Вход, – говорил Нацуме, сбросив на мимолетный миг монашеские приличия. – Тук-тук». Я закрепился и огляделся. Моря касался слабый серебряный свет Дайкоку, но Хотей еще не поднялся, а брызги водоворота и окружающих волн туманили и тот свет, что был. Мир скрывался во мраке. Из-за ангельского огня по скалам побежали тени от очередного взрыва пакета фейерверков где-то на севере. В небе затрещал гром. Я миг оглядывал утес, затем потемневшее море, из которого мы выбрались. Никаких признаков, что нас заметили. Я отцепил от маски шлем ныряльщика и снял. Сбросил ласты и размял пальцы ног в резиновых ботинках.
