* * *
1539 год принёс много перемен. Не только незаконное свержение одного и возведение другого митрополита Иваном Шуйским. К слову сказать, Прохор-то обещание выполнил и нашёл-таки розмысла. Звали его Фёдор Савин из Угличского уезда, и был он средним сыном помещика под Устюжно-Железопольским. От него-то и узнал, с удивлением, что там железом занимаются зело и мастеров оружейных имеется многие.
Взялся он за эту мою задумку всерьёз. Даже куда-то ездил. Только за лето 1539 года было построено одиннадцать домниц. Чугун никак не давался.
— И как, скажите, его случайно получили? — Воскликнул я в сердцах, однажды.
Его никак специально-то выплавить не удавалось. Уже думал, что всё, писец котёнку, но Фёдор упорствовал и клялся, что всё путём.
— Чушки, вона, какие отменные! — Начинал он доказывать, демонстрируя блины, извлечённые из разрушенных домниц.
По ним, кстати, и определились с высотой расположения отверстий летков. И опять не сразу. По совести чугун-таки получался, и даже первые отливки были. Но как уже упоминалось, мало и не долго. Но процесс, почему-то завораживал нашего розмысла, да и не только его, притом, что сам чугун никого не удивлял, вот что меня приводило в недоумение.
И вот уже осенью, перед самыми холодами, из Тулы прискакал гонец. После прочтения грамотки, сам чуть туда не улетел, но Великиё Князь, за здорово живёшь, не может сорваться с места, по своему желанию. Второй день мне душу выматывал Иван Семенович Пересветов. Он много лет служил в различных европейских армиях, был дипломатом. После встречи с русским послом в Молдавии решил стать российским подданным и в 1539 году переехал в Москву.
Он, по его собственным словам, выехал в Россию с Запада потому, что услышал пророчества «многих мудрецов», что царь будет вводить «во всем царстве своем правду великую», а сам хотел при этом «за веру христианскую и за честь государеву пострадати и главу положити».
— И зачем только согласился с Таисией послушать сего мудрого человека? Очередной страдалец за правду. — Думал я поначалу, но по мере того, как вслушивался, стал просто диву даваться.
— Бог не веру любит, а правду, ибо и бесы веруют, но правды не творят… — Проговорил он, не в первый раз, но видно выражение ему нравилось.
— А пойдёшь ко мне розмыслом?
Правда, солидно не получилось. Голос-то детский. Но как говорится, молодость это такой недостаток, который с возрастом быстро проходит.
— Напишешь всё на бумаге, а мы думать будем.
Иначе, чувствую, это так просто не кончится. Моё предложение его сбило. Забавно наблюдать зависание. Совсем не готовился он к такому неожиданному вопросу. Да и не собирался я этого делать, но грамотка подняла настроение. Охота было совершить что-нибудь хорошее.
— Прохор, ну что возьмем сего достопочтенного мужа Ивана в великокняжеские розмыслы?
— Почему же не взять, коли человек хороший.
Надо сказать, что палата, в которой заливался соловьём Пересветов, была большой, и народу находилось в ней еще много. Другие няньки никуда ведь не делись, но как-то уже все привыкли, что разговоры веду только с Прохором и иногда, вмешивается Таисия. Попытки остальных влезть, пресекаю на корню. Толку от них, во всяком случае, с моей точки зрения. Как-то привык их не замечать, вроде как нет никого. А вот он-то не знал такой местной особенности и стал оглядываться, пытаясь понять, не шучу ли с предложением.
— Ты не сомневайся, слово государево крепко. Оформим, как положено, а сейчас ступай. — Направил его в конструктивное русло мой нянька.
— Прохор, тут такое дело, чугун получили. Почти две седмицы лили, руда кончилась. Ты понимаешь! Эх! Слушай, ты у нас холостой? — Радостно продолжил я, когда, наконец, посетителя выпроводили.
— Э… Да.
Недоумение читалось на его лице. Причем этот чугун и его семейное положение.
— Вот! Таисия тоже не замужем! Завтра вас и поженим, и свадьбу сыграем!
Только вскрик его будущей жены нарушил неожиданную тишину, внезапно установившуюся вокруг. Я всегда говорил, что шок это по-нашему.
— Не губи! — Проговорил он, упав на колени.
— И не буду! Вы отличная пара!
Вот тут и завертелось. И только тогда я узнал, что Прохор имеет фамилию Мышецкий и князь между прочим, а Таисия Тёмносиняя, да-да, ничего не путаю, княжна соответственно, да и вообще все мои няньки из знатных родов. Вот ё…. Всё равно хорошо погуляли. Выехали мы в Тулу в итоге не сразу. Кстати, эта, мной устроенная, свадьба немного снизила напряжение, словно бы разлитое по территории Кремля. Действия Ивана Шуйского изрядно поднапрягли многих, меня в том числе.
В Туле же меня поджидал сюрприз. Печь, в которой, наконец, достаточно стабильно стали получать чугун, была из белого кирпича. Прямо-таки вызывающе. Вот тогда я впервые здесь услышал слово Гжель. Глину привезли из местности с таким названием, которая располагалась на Касимовской дороге. Это, кстати, была одна из причин, по которой, в последствии, постарался вернуть над ней контроль. Глина эта всё равно была не огнеупорной, но жар держала лучше. Мысль же начинать делать свой фарфор поселилась крепко. Хотя и понимал, что пока это превратится во что-то стоящее, пройдёт немало времени. Не было ведь ни знаний, как толком его делать, да и мастеров не было.
На тот год эпопея с чугуном закончилась. На следующий же было решено строить завод из кирпича, рядом с плотиной, чтобы задув воздуха механизировать. Домницы же будут внутри него. Хотя перестройки и новые варианты их продолжали появляться, но в 1540 году чугун-таки стали получать стабильно. После постройки отражательных печей много чего стали лить, но это другая история.
* * *
— Вот послушай. Дело такое. Хочу крепости построить. Две али три.
В комнате повисла пауза, поскольку я выжидательно уставился на воеводу. Он, однако, на подначку не повёлся и продолжал стоять молчаливым истуканом.
— Чего молчишь, как в рот воды набрал? Советуй, давай.
— Э… — Начал он, сверкая взглядом в сторону Прохора.
Тот сам пока ничего не мог понять, потому и подсказать был бессилен.
— Эх! Ладно, слушайте тогда. Повелеваю тебе Михайло Венюков… и тебе Прохор… хотя нет, только тебе, Михайло, построить три крепости снежных, аккурат промеж Кремлём и торгом. Да горок разных, для увеселения. Сроку тебе до завтрашнего утра. — Указав на воеводу, продолжил я.
Тут уж растерялись все. Ничего такого пока тут не было.
— Чего уставились на меня, как на Христа спасителя? Завтра будем там праздновать Рождество. Одну крепость построят вои твои, вторую доверим москвичам, а третью людишкам боярским. Кто лучшую построит, да лепую самую, тот и получит награду от Великого Князя Московского и всея Росиа.
— Чем я провинился перед тобой государь?! — Взвопил Михайло, упав на колени.
