— Позовите князя Мышецкого. — Это было первое, что потребовал, когда вернулся.
Настроение было приподнятое. Дела в Туле шли хорошо, даже отлично. Некоторая усталость не мешала. Потому и захотелось сразу узнать, что тут делается. Только вот в ответ была тишина.
— В чём дело? Где он?
— Не ведаем государь.
Ответ был как-то не убедителен.
— Ты вообще кто? Молчи, мне без разницы. Раз не знаете где он, зовите его жену.
— Отбыла она в монастырь.
— Что?! Михайло!!! — Заорал я.
— Чего изволите? — Проговорил он вбежав.
— Хватай этого, да всю челядь. Делай что хочешь, но чтобы они у меня соловьём пели, куда Прохор делся и с чего это вдруг Таисия в монахини подалась. Времени у тебя… нету, вперёд!
Сначала со двора стал раздаваться гомон, потом крики, затем мольбы. Пришлось уйти, пожалею ещё.
— Ну? — Всё что я спросил у воеводы, когда он ко мне ввалился.
— Иосаф! Почитай только мы уехали, так сразу няньку твоего скрутили его людишки. Были среди них и дворовые. Утащили на двор митрополичий, что далее стало не известно. Таисию так же насильно увезли. Прогнали с Кремля и других людишек, любых тебе.
— Так…, не поняли значит.
Злость, буквально, красной пеленой подступила. Потребовать время, чтобы совладать с собой хоть немного.
— Бери солдат, хватайте митрополита, и прямиком в застенок. Стой, всех кто помогал ему из дворовых лишить головы, остальных, кто знал, но не послал гонца, выпороть. Они у меня день сегодняшний на всю жизнь запомнят. Да, пошли за Таисией и пусть только кто заикнётся, сюда тащите. Всех остальных разыскать и вернуть.
— А кто головы-то рубить будет?
— Сам решишь. Я пошёл к Тимофеевским воротам. Будет сопротивляться, тащите силком, и это… не бейте сильно, митрополит всё-таки.
Тимофеевские ворота место весьма примечательное. За ними находились те самые застенки. С одной стороны не так и далеко от дворца, а криков уже не слышно, почти никому из обитателей Кремля. Именно потому торг от башни на той стороне рва старается отступить. Работа мастеров заплечных дел не способствует прибылям. Даже мелкие лоточники не стремятся занять там места.
На дыбе кто-то висел.
— Работаем?
Мой вопрос почему-то перепугал ката и писаря.
— Да государь. — Ответил быстрее среагировавший писарь, поклонившись.
— Кто таков, почему без моего приказу?
— Так тать лихой. Душегубец. В восьми смертях признался уже.
М-да… Состояние допрашиваемого было на грани, как сам ещё богу душу не отдал.
— Ещё место есть? Кое-кого надо будет по быстрому допросить, и чтобы без дураков.
— К сожалению, нет, но мы сейчас освободим, а этого потом допросим.
И стали снимать страдальца, но дело оказалось не такое и быстрое. Вот в этот-то момент и втащили Иосафа, стращающего тащивших его божьими карами.
— Я поближе буду! Что уставился? Не ожидал, что за своих людишек вступлюсь? Ты кто такой, чтобы решать судьбу моих подданных? Жадность глаза застила? Не о земле думать должен, а душах людских. На дыбу его.
Она как раз освободилась. Митрополит провожал утаскиваемое тело остекленевшим взглядом. За тем тянулся кровавый след.
— Прости меня, государь! На всё согласен! — Затараторил он.
— Это хорошо, что искренне раскаиваешься, но смерти Прохора, не прощу.
— Жив он, в подклетях у меня на дворе!
— Точно?! Михайло, пошли-ка людишек проверить.
— Истинный крест, сегодня видел. Не сам я, бояре попутали.
— Кто там кого попутал, мне не интересно, но ежели не выживет, то голову потеряешь ты. Значит, землю отдашь?
Это остановило его. Куда ни кинь, всюду клин. Если не я, то свои точно пришибут за это.
— Хорошо, взамен обязуюсь передавать церкви восьмую часть доходов казны, в соответствующие епархии, ну решай же. Ты всё равно подпишешь, только позже. — Спросил и со значением так посмотрел на дыбу.
Подписал он, куда делся. Так все церковные земли и перешли в казну. Только то, что произошло там, в застенках навсегда осталось тайной. У свидетелей тех событий, лишних голов не было, а камни, из которых была сложена башня, известные молчуны. Тот день выдался длинным. Много ещё указов было написано, а Прохор оказался жив, но плох. Таисию вернули, она и выходила своего мужа, тогда-то и растаял лёд между ними.
На следующий день вышел из темницы Бельский. Вот так вот вдруг.
Глава 6
Благо ума хватило дальше на рожон не лезть. При казалось бы, абсолютной власти Великого Князя Московского, реальная, за эти годы, утекла к боярам. Так просто её не вернёшь. Сначала усилить свои позиции надо, раз появилась возможность, но дело это не быстрое. А раз так, то будем ослаблять всех на неё претендующих, отойдём в тень, пусть промеж собой режутся.
— Чего изволили, государь! — Проорал на радостях, вызванный Тихон.
— Тихо ты, чего кричишь? Заикой так сделаешь! Слухай сюда, Прохор сейчас за елью поедет. Её опосля на рву поставят. Украшать будем…
На некоторое время вновь задумался. Удивительно насколько изменится язык за пятьсот лет. Здесь говорится на рву, а там, в будущем, это будет звучать как где-то рядом, неподалёку. Язык настолько изменился, что стал по сути иностранным, для моих современников, и, тем не менее, это всё же русский.
— Зачем всё это, государь? — Вклинился, воспользовавшись моментом, Прохор.
— Тьфу на тебя. Рождество, вот и будем его на пустыре завтра праздновать, всем миром.
— А ель тогда причем?
— В этот день многие приходили и приветствовали рождение сына божьего, вот и мы будем, а дерево притом. Думаешь, вся природа не стала бы этого делать? Что растерялся? То-то же! Не будем же мы сюда весь лес перетаскивать, обойдёмся тем, что ты привёзёшь. Оставлять без украшения, участвующих в праздновании рождения Иисуса, не будем. Мы, значит, нарядимся, а елку, так значит оставим? Вот!
Никто от меня ничего подобного не ожидал. Уже как-то свыклись, что не пылаю религиозным чувствами. Даже вон, Таисия уставилась на меня удивлённым взглядом.
— Ну так вот, Тихон. Закажешь украшений разных и самое главное, звезду. — Продолжил я, но опять остановился, соображая, как объяснить-то её вид.
— А что заказывать-то? — Недоумённо проговорил Тихон.
— На то и мастера, чтобы самим придумать. Чтобы не было накладок, пусть со святыми людьми пообщаются, да с попами, заодно уточнят, как звезда Вифлеемская должна выглядеть. — Нашелся, как выкрутиться, я.
Тихон чуть не убежал.
