— Да и последнее, на церковь возлагается отныне открывать приходские школы повсеместно, где все, повторяю все, будут обучаться грамоте и счёту.
При слове счету я заметил, как один из монахов встрепенулся.
— Макарий, а кто это там с тобой. Да, да, вон тот.
— Это инок Варлаам.
— Я заметил, он счетом интересуется?
— Да государь. Русскую цифирь вот хочет ввести, для того и со мной напросился.
— Что за диковинка такая? Иди суда, объясни, чего там удумал.
— Великий Князь, читал я монастырские летописи разные и нашёл, что была у нас своя.
— Какая такая и чем она лучше нынешней?
— Понимаете государь, греческая конечно хороша, но на ней считать можно только до тысячи, а ныне приходится и более, вот и вынуждены придумывать всякие хитрости.
— Справились же, вон уже и до мильона ведут.
— А ежели более надобно будет, что делать? Русская, это позволяет.
— Это как же?
— Греческая цифирь полупозиционная, а русская полностью позиционная, потому ей можно записать любое значение.
— Чего-то я перестал тебя понимать. Подойди сюда и покажи, что за зверь такой.
— Понимаете, государь русские цифры составлялись из пары знаков руницы в лигатуру. Руница давала название, а лигатура обозначение цифири. Потом последнюю упростили для записи. Всего, таких знаков, десять. Они были только в рунах Макоши, а в рунах Рода их не было. Первыми писать могли не все, потому и взяли греческую цифирь. — Говорил Варлаам, доставая какой-то свиток.
Так бы и сказал, что ими только жрецы пользовались, а то наводит тень на плетень. Наконец, я взял, протянутый мне документ и развернул его.
На какое-то время выпал из реальности. Когда слегка пришёл в себя, то заметил, что послушника уже оттаскивают.
— Оставьте его.
Инока отпустили, и он вновь подошёл ко мне.
— Так сколько ты говоришь, эта цифирь существует.
— От сотворения мира, а может и ранее.
Слегка ущипнул себя. Ничего не изменилось. Ощущение полного сюра не пропало. Я куда попал? Вроде все, так как и было в прошлом, насколько хватает знаний. Или может, нам чего не говорили, и на самом деле всё не так. Получается, они более 7000 лет существуют. Куда Арабы и Индийцы со всеми Майями попали!
На меня глядели с листка вполне узнаваемые цифры от 0 до 9, те, что мы называем арабскими.
Смотри не смотри, а решать чего-то надо.
— Подь сюда. — Подозвал я дьяка и помахал призывно ладонью.
Он же, быстро подбежав, грохнулся на пол и уткнулся лбом в него.
— Слушаюсь Государь!
Вот как тут работать. Эх!
— Да встань ты и возьми свиток. Вот, бери покажи боярам, думу думать будем.
На лавках вдоль стен прошло некоторое оживление, когда подносили свиток к очередному боярину. Но быстро возвращалась маска умного мыслителя. Прямо-таки о России думают!
— Кто у нас против русской цифири?
Такая постановка вопроса зарезала начинавшуюся дискуссию на корню. Кто же будет? Особенностью, буквально всего населения страны, была чуть ли не показная русскость. Это была не показуха, а скорее состояние души. Так здесь во всём. Не русское вызывало отторжение, и считалось скверным. Даже церковь была скорее Русской, чем Православной. Да взять ту же библию, была она своеобразна, отличавшейся в мелочах, от общеупотребительной, но кардинальных мелочах. Собственно, скорее именно это делило страну на две части, Великое Княжество Московское и Великое Княжество Литовское. Сохранение самоидентификации нам дорого обошлось, потому подобное ценили высоко.
— Значит никого против нет? Пиши указ. Ну что Варлаам, доволен? Всё будем русскую цифирь пользовать. Ты лучше расскажи, много ли чего в летописях ещё интересного?
— Не вели казнить! Запамятовал я. Летописей немало, не все кириллицей писаны, надобно переводить. — Проговорил скороговоркой он, пав на пол.
— Заварил ты кашу, вот будешь и расхлёбывать. Станут теперь монастыри архивами. Соберёте все и перепишите во множестве и чтобы во всех были копии чего только не найдёте, а оригиналы, вернёте туда, где взяли. По одной копии и для Кремля сделаете, и тут архив сделаем. Вот печатный двор построим, мы их ещё и напечатаем. Библию напечатаем во множестве и другие книги.
На меня уставились не понимающие лица. Есть ведь летописи, зачем их ещё размножать, а вот при упоминании библии, была видна положительная реакция.
— Теперь Макарий, вернёмся к тебе. Строить будем церковь, чтоб лепоты была неописуемой. Напротив стен Кремля Московского, аккурат промежду Фроловской и Тимофеевской башнями. Двор же Митрополичий с Кремля уберём и поставим в Китай-городе на берегу кремлёвского рва от новой церкви в сторону Водяных ворот. Подберёшь подходящие места и для кремлёвских монастырей.
Пора было заканчивать с нагромождением в Кремле различных дворцов и просто дворов разных князей и бояр. В конце концов, он уже не единственная крепость в городе.
— Будем строить здесь дома для приказов. Дворец для Думы построим около Тимофеевских ворот, вдоль Москвы-реки. Селиться князьям и боярам в Кремле и Китай-городе запрещаю.
Бояре на такое зароптали. Ещё бы, их же от моего тела отрывали. Ничего привыкнут.
— Стены Белого города пора менять. Будем делать из плинфы.
Это предложение в свете новых веяний прошло на ура.
— Ров, вдоль Кремля, оденем в камень, и Пожар покроем им же. Не очень как-то звучит, нужно другое название, не так ли?
На это моё обращение не сразу отреагировали. И в самом деле, какая особо разница.
— Приказов надобно больше. Нужны ещё Челобитный, Морской, Розмысловый и Приказ Великокняжеской Казны. В этих приказах головами будут пока бояре, как и в приказе Большого двора. Пиши указ о создании всех приказов скопом, нечего бумагу марать.
Эта новость вновь оживила бояр. Опять пошли пряники.
Всё это конечно хорошо, но это решения на перспективу. С Казанью же решать нужно было сейчас.
— Отошлите приказ явиться в Москву воеводе князю Воротынскому.
Посмотрим, кто таков и почто его фамилия меня заинтересовала. Потом родилась запоздалая мысль.
— Сколько ему лет-то?
— В возрасте Иван Михайлович уже, — ответил мне мой тезка.
— А у него сыновей случаем нет?
— Есть, как не быть.
— Их тоже вызывайте.
— В Новгород пошлём мы Ивана Михайловича Шуйского. Посмотрим, за кого у него душа болит.
— …суров государь-то. Ему же теперь, чтоб опалу снять стольких примучить нужно, — донеслось до меня.
