Старую деревянную раму долго хранили на конюшне, затем молодой граф продал усадьбу помещику, владельцу Казанской железной дороги. Новый хозяин не оценил мастерство резчика и приказал избавиться от нее, как от ненужного хлама.
Но раму не выбросили, ее пристроил к себе на дом местный купец. Покрасил в желтый цвет и добавил в верхнюю часть солнечный рунический знак. Еще его называли «знак Быка», такие были почти у всех в селе. Когда купец разорился и пустил дом с молотка, рама перекочевал в дом крестьянина села Становое под Бронницами. Крестьянин подрабатывал извозом, поэтому вырезал из дерева два колеса, и прикрепил их на наличник в нижней части. С дороги всегда было видно, что в доме живет извозчик. Сразу после семнадцатого года, крестьянин продал свой дом. Его разобрали и перевезли в деревню Пятница, что под Каширой. Там в нем поселился председатель колхоза, бывший партизан и сотрудник НКВД. Чтобы была понятна принадлежность к советской власти, он налепил по бокам рамы деревянные звезды и покрасил их красной краской…
Все это время Иван был рядом. Он следил, как изменяется структура дерева наличника, как на него влияет солнце, луна, дождь, снег, жара. Как меняются тени от узоров в зависимости от времени суток. Как раскрываются и закрываются трещины на досках в зависимости от времени года. Как темнеет рама от дождя. Как покрывается пылью все горизонтальные поверхности, и ветер сдувает ее. Как отваливаются детали резьбы, добавляя индивидуальности в рисунке, как выцветает и шелушится краска. Иногда он вспоминал, еще какую-то деталь и являлся к хозяину дома, кто бы он ни бы, чаще всего во сне, давил на него до тех пор, пока наличник не обновлялся.
Однажды, в окно дома заглянул волк. Это было студеная зима. Волк был голоден, искал еду и совсем потерял чувство страха. Ивану оказалось этого достаточно. В одно мгновение он решил, а пропади все пропадом.
И вот он уже мчался по заснеженному полю, убегая от мужиков с дубьем. Убежал и долго выл на луну. Но в шкуре волка ему было тесно. Тогда он вставал на задние лапы и драл когтями стволы деревьев в лесу. Выбраться наружу он не мог, ему было некуда. Его тела не было рядом. И тогда он вернулся. И больше не отходил от окна.
Шли годы. Годы сливались в десятилетия. Сменялись эпохи и люди. Мимо окна проезжали люди на телегах, потом на каретах, потом на машинах. Хлопали двери. Разбивались стекла. Вставлялись двойные рамы. В доме гуляли свадьбы, справляли поминки. Рожали и провожали на войну, первую мировую, потом гражданскую, финскую. Иван уходил вместе с мужиками воевать, а потом возвращался. Их встречали с войны. Провожали на учебу в город. Иван уходил вместе с детьми учиться и снова возвращался. Иван смотрел на все это глазами хозяина дома и через призму окна. Окно стало ему настолько родным, что казалось, он сам стал окном.
Так продолжалось почти век… Иван не сдавался. Он ждал и верил, что наступит момент, когда проход в раме обязательно откроется.
* * *
Грохнул пушечный выстрел. Снаряд просвистел над домом и упал где-то в поле, оставив глубокую воронку. Председатель выглянул в окно и закричал.
— Черт побери, что это такое?
Подбежал к телефонному аппарату и начал крутить ручку.
— Девушка, девушка соедините меня со штабом обороны города…
В трубке была полнейшая тишина. Он покрутил ручку еще раз, потом подул в трубку и повесил ее на рычаги. Посмотрел на свою молодую жену и ребенка.
— Ох, не доглядел я. Не доглядел. Быстро в подвал. Как же так, ведь не было здесь немцев. Проморгала разведка, что ли…
— Что там, Антон? — спросила его жена, прижимая годовалого ребенка к груди.
— Танки, Таня, танки, — ответил он надевая на свой пиджак ремень с патронташем и затягивая его потуже. Из под стола достал бутылки с зажигательной смесью. Распихал их по карманам. Подслеповато прочитал инструкцию на этикетке. Снова выглянул в окно. По улице пробежало несколько красноармейцев и ребят из отряда самообороны. Они стреляли куда-то вдоль улицы. Один из них упал, раскинув руки.
— Какие еще танки, — женщина недоумевала.
— Немецкие, твою мать, Таня, — он сорвался на крик. — Ты что расселась как наседка. В подвал живо я сказал. Жи-во. Отсидишься, потом огородами в Каширу к матери и если сможешь еще дальше, уходи. Все, не реви, я сказал. Не поминай лихом.
Он поцеловал жену и сына, хлопнул дверью и, на ходу передергивая затвором, выбежал во двор.
Председатель был старым солдатом, воевать ему было не впервой, поэтому он первым делом направился к упавшему на улице солдату, чтобы проверить… ранен или убит. Уже подбежав к нему и проверяя пульс, он удивленно отметил, что на солдате совершенно нет одежды. Вернее он весь был забинтован, как будто после ожога. Пуля чиркнув по лицу, содрала с щеки кожу и опалила брови. Но одежды не были никакой. Как будто он где-то лежал в медсанбате, и услышав выстрелы выбежал на улицу, не успев схватить даже оружие.
Именно в этот момент, сквозь шум боя и орудийную канонаду Иван услышал призывный лай собаки. За долгие годы, из памяти у него успели стереться многие моменты. Он иногда даже забывал, как его зовут, но этот лай он узнал сразу. Потому что это был лай черного пса Шурки.
Когда председатель щупал пульс у упавшего солдата, Иван заглянул ему в лицо и … узнал себя.
Председатель услышал в ушах какой-то свист, как будто ветер прошелестел и пригнулся. Может быть пуля? Затем он увидел, как солдат очнулся и открыл глаза. Они встретились взглядами и Председатель как будто узнал в молодом солдате себя в молодости. Иван с трудом пошевелил пальцами и разлепил посиневшие губы. «Где я? — Иван попытался подняться на локтях и ощупать себя. — Блин, да я голый».
Все в его теле было ему знакомым и одновременно чужим, он успел порядком отвыкнуть от него. Но особо разлёживаться посередине улицы времени не было. На конце улицы показался немецкий танк, который хищно водил жалом дула по домам, выискивая жертву. Из проулка выбежал черный пес лизнул Ивана в лицо, и схватившись за его кисть потянул в сторону, на обочину дороги, где можно было укрыться от прямого пулеметного огня. Вместе с председателем они сделали это достаточно быстро.
В придорожной канаве Иван уже смог сесть на колени, стыдливо прикрывая свое естество. Бинты свисали с него странными лоскутами. Председатель снял с себя пиджак.
На, накинь на себя, прикрой срам. Где это тебя так угораздило?
Иван покачал головой.
Мимо пробежала белая кошка.
Ну-ка брысь отсюда, — цыкнул на нее Председатель, — нашла время.
Танк медленно полз по улице, и расстреливал избы, из которых время от времени раздавались одиночные выстрелы. Дома вспыхивали и превращались в большие костры. Из них выбегали люди и падали, скошенные пулеметными очередями. Иван понял, что еще немного и танк достигнет их дома. Его рука сама потянулась к «коктейлю Молотова». Председатель не мешал ему. Он только спросил.
— Как пользоваться знаешь?
