– Вот и молодец. Зато теперь у вас будет чистая карма. Не печальтесь, Василиса, это все ерунда, – расслабленно заверил меня он.
– У меня и так уже чистая аура, – пробормотала я. – Мне бы лучше интервью.
Страхов проигнорировал это, он только улыбнулся мне ободряюще на прощанье, бросил какие-то банальные слова и ушел. У него была грациозная походка, позволяющая заподозрить в нем бывшего спортсмена. Не пловец, у них более широкие плечи. Скорее, теннисист. Как интересно было бы узнать хоть что-то о его прошлом? Или о настоящем?
Я вдруг поймала себя на мысли, что хочу стать частью его будущего. Хочу, чтобы он изменил свое мнение обо мне, поверил в меня. Или чтобы мы с ним просто еще когда-нибудь встретились. Я сидела на месте, потрясенная тем, как он умудрился так всколыхнуть все во мне. Посмотрев на часы, ужаснулась. Мы просидели со Страховым в «Городе» больше трех часов. Этот мужчина имеет на меня какое-то гипнотическое влияние.
Но одно могу сказать – он вовсе не все видит и знает про меня. Иначе бы понял, что я стерла из диктофона совсем не тот файл, который должна была. Но Страхов ничего не понял, а значит, есть все-таки вещи, которые он не видит и не знает. Или… Ярослав знал, но не стал настаивать? Черт его разберет, что у Страхова в голове. Главное, запись у меня. Запись его голоса, которую я могу слушать вместо музыки!
Глава 6
Кухня в нашей коммунальной квартире была большой, и на этом все хорошее кончалось. Она была двенадцатиметровой, на полу лежал старый, стоптанный линолеум, на плите пыхтела кастрюлька с чем-то неизвестным и необъяснимо, но до ужаса неприятно пахнущим. В раковине валялась куча посуды, видимо, уже не первый год. Я сидела на табурете возле нашей с Пашкой тумбы и смотрела на пар, бурно исходящий от кастрюли. Что-то там давно грозило выкипеть и уже, наверное, подгорало снизу. Никто не приходил за варевом, и я подумывала о том, чтобы его отключить, исходя из соображений пожарной безопасности. Но пару дней назад в аналогичной ситуации это закончилось скандалом между двумя соседками, и я не хотела обрекать себя на ту же участь. Выключу только после того, как кастрюля начнет коптить.
Скандальные соседки, громкий шум из-за стены, где кто-то явно постоянно «квасил» – я должна была привыкнуть к этому за пять лет, но тут все это было по-другому, совсем не так, как это было у нас в общежитии. Там тоже хватало всякой мерзости типа замоченных месяц назад в тазике носочков, про которые забыли. Или запах жареной селедки, от которой выворачивало многих. Но там мы все знали, что это только на время, до лучшего будущего, которое совсем не за горами. Тут же люди проживали всю свою жизнь, и я теперь была одной из них. Вчера, к примеру, когда я пила чай на этой кухне, ко мне вышел чужой одутловатый мужик в одних трусах и принялся клянчить денег. Я в ужасе убежала, но…
– Что с тобой происходит? Ты меня не слушаешь! – донесся до меня голос Пашки. Я вздрогнула и поняла, что он стоит рядом и чего-то от меня добивается. А у меня, кажется, появилось что-то вроде фильтра на Пашкин голос, я ведь его действительно не слушаю.
– Я задумалась, – пробормотала извиняющимся тоном. И жиденько улыбнулась.
– О чем, можно спросить? – нахмурился он. – Ты постоянно теперь о чем-то думаешь, может быть, просветишь и меня?
– Так, ни о чем, – я отвела взгляд, но успела заметить, что Пашка косится на мой мобильный телефон.
– Ты ждешь звонка? – Я покачала головой. Конечно, краешком сознания все еще надеялась, что хоть одно из моих собеседований выстрелит и их формальное «мы вам позвоним» перерастет во что-то реальное.
– Ты завтракать собираешься? – спросил он после долгой паузы, хотя правильнее было бы, если бы он спросил меня прямо, где его завтрак и почему я до сих пор его не сделала. Мою депрессию Пашка считал чем-то вроде каприза, возникшего из-за того, что я ничего не делаю и имею слишком много свободного времени.
– Я не голодна, – бросила я.
– А я голоден, между прочим. Мне нужно две статьи закончить, – возмутился Павел. – Могу хотя бы получить завтрак?
– Что ты хочешь? – вздохнула я. Все это было нормально, верно? Мы с ним живем вместе, почему бы мне не готовить ему еду? В следующую минуту он захочет, чтобы я стирала ему одежду. Носки, о которых говорила тетка. Перед моими глазами возникло смеющееся лицо Страхова. «Тебя ждут перемены!» И где они? Я бы сейчас даже не сопротивлялась, все, что мне нужно, – только призрак повода, чтобы вскочить и убежать. Любое дело, всего один звонок. Как говорят полицейские? Вы имеете право на один звонок, но никто не звонил.
– Вообще-то я рассчитывал на омлет, но у меня уже нет времени. Придется тратить деньги в городе, – Пашка бросил еще один уничтожающий взгляд в мою сторону и вышел.
Верю ли я в любовь? Хороший вопрос, на самом деле. Я встала и подошла к кастрюле, открыла крышку. Днище варева уже начало пригорать, и характерный запах уже чувствовался, но через несколько минут это станет куда хуже. Дым поползет по кухне, защиплет глаза, дышать станет непереносимо. Пройдет прилично времени, пока запах гари достигнет владельца бурды. Кухня отделена от жилых комнат длинным коридором. Я вгляделась в месиво. Определить, что это, было невозможно. Кажется, там есть морковь и картошка. Может быть, даже тушенка. Утро добрым не бывает.
Я закрыла крышку и ушла из кухни, так и не выключив кастрюлю. Вдруг будет пожар, все сгорит и мне не надо будет там больше жить? Где я буду жить? Да ладно, какая разница! Уеду домой, в Ярославль. Уеду одна, без Пашки. Оставлю тут все мои мечты, пусть они тоже сгорят. Пусть красный диплом сгорит. А я уеду и пойду работать в какую-нибудь газету в Ярославле, буду освещать встречу мэра с депутатами и депутата с мэрами. Я не верю в любовь. По крайней мере, я не верю, что то, что между мной и Пашкой, – это любовь. Вчера еще верила, а сегодня – не верю, и корчусь сама от осознания этой мерзкой мысли, которая родилась в моей голове и теперь отказывается ее покидать.
Это не любовь. Но ведь то, что между нами, тоже ценно. Я спорила сама с собой, говоря о том, что привязанность, способность понимать друг друга и умение уступать тоже на дороге не валяются. Быть вместе – это ведь такой простой и логичный вариант. Для Пашки. Для меня. Он не заставлял мое сердце биться от счастья, я никогда не была в него влюблена без памяти. Но кому еще я нужна, позвольте? И разве Пашка сделал мне хоть что-то плохое?
Я его не люблю, никогда не замирала от восторга, когда он входил в комнату, но зато у меня есть привычка полагаться на него, мы так уверены друг в друге. Я знаю, что он пьет кофе с молоком, а он знает, что я его с молоком не стану пить и под пытками. Я уверена, что Павел никогда не скажет мне, что я – хреновый журналист.
Это ли не оно, подлинное? Единственное подлинное, что только и есть на свете, а все остальное – сказки. Головокружения от любви могут быть приятными, но длятся недолго, а после заканчиваются разочарованиями. У нас с Пашкой все серьезнее и надежнее. Тогда почему мне так хочется сейчас в него кинуть чем-то тяжелым?
