Зал был большой и закругленный, с небольшими окнами странной, неправильной формы. Здание – старым, дореволюционным, а стены – толстыми, с местами отваливающейся штукатуркой. Помещение было заставлено стульями, около стены стояли столы с водой и пустыми мисками из-под печенья и баранок. Этот зал был призван аккумулировать экстрасенсов для следующей съемки. Всего за один заход обрабатывались человек тридцать. Две группы прошли перед нами, а потом что-то случилось, и процесс застопорился. Люди ругались и ворчали, провизия в виде печенюшек и баранок закончилась, как и вода в кулере. В аудитории не происходило ровным счетом ничего, но зачем-то по углам стояли массивные стойки с тяжелыми профессиональными камерами, рядом с которыми в каком-то анабиозе пребывали операторы. Молодые парни в свободной одежде спали, стоя около камер и глядя невидящим взглядом в объективы. Они почти не подавали никаких признаков жизни, но отмирали, когда в зал заходил кто-то из администраторов. Все это – очереди, ожидания, съемки скучающих людей – велось для того, чтобы потом включить в эфир буквально на несколько минут. Отборочный тур.
Люди в зале сидели самые разные. Я старательно отмечала их характерные особенности, пытаясь разделить на группы, понять, чем они отличаются от других. Самым интересным было попробовать угадать, кто из них настоящий, подлинный, а кто – фальшивка. На вид это было невозможно определить. Кто-то мучился от жары в деловом костюме и галстуке, напоминая больше менеджера из банка, а не экстрасенса, кто-то, напротив, столь явно выпячивал свою загадочность и особенность, что смотрелся нелепо и скорее нездорово, чем волшебно. Лысый дядька с чучелом совы в руках – Гарри Поттер приехал и к нам? После стольких лет? Смешная черноволосая женщина, очень костлявая, намалевала такие черные тени над и под глазами, что хотелось пойти и умыть ее хорошенько. Или выделить ей плащ и косу – играть роль смерти в сериалах.
Кто-то нервничал, кто-то демонстративно шептал что-то себе под нос. То ли молился, то ли шаманил, то ли проводил какой-то иной, только ему одному ведомый ритуал. Старушка с так называемыми рамками в руках боялась, кажется, что у нее украдут ее большую хозяйственную сумку. Она сидела, вцепившись в нее, и стреляла недобрым, обеспокоенным взглядом по сторонам.
Ярослав сидел рядом со мной, бежевые шорты с кучей карманов, плетеные сандалии, оранжевая футболка с надписью – каким-то руническим символом. Он смотрелся до нелепости нормально среди людей, окружавших нас. Около его ног был небрежно брошен рюкзак. Ярослав почувствовал мой взгляд, обернулся и склонился ко мне.
– О чем вы думаете, Василиса? У вас такой вид, будто вы пытаетесь формулу мироздания открыть, – он улыбнулся и протянул мне жвачку, вечную мятную жвачку, которую он жевал постоянно.
– Это вряд ли. Я думала о том, что здесь слишком много людей. Слишком много экстрасенсов. Их просто не может быть столько.
– Большая часть этих людей просто использует любой шанс попасть в объектив камер, привлечь к себе внимание. Разве это не ясно?
– Они совсем ничего не могут? Но ведь их разоблачат! – Страхов молча оглядел аудиторию. Потом пожал плечами.
– Любой человек может хоть что-то. Большинство проживает всю жизнь, даже не зная, на что они способны. Но что делать, если ты сам не веришь в себя? Кто же тогда в тебя поверит!
– А вы, Ярослав, знаете, кто тут настоящий? Можете их отличить? – спросила я, не сдержавшись. Ярослав хитро прищурился и улыбнулся.
– Я вам скажу, если вы согласитесь перейти на «ты». А то для моей помощницы у нас с вами слишком формальные отношения. Ну, что скажете? Пойдете на такую крайность?
– Надо подумать, – я склонила голову набок и тоже прищурилась. – Так ты мне укажешь на тех, кто тут истинный волшебник?
– Нет иного истинного бога, кроме меня, – пробормотал он, цитируя Библию, а потом прикоснулся к моему запястью. – Смотри внимательно.
– Куда? – Я сосредоточилась, а Страхов склонился еще ближе ко мне. Он отодвинул прядь моих волос назад и почти коснулся губами моего уха. – Смотри прямо на них. Что ты видишь?
– Вижу людей, которые отчаянно хотят победить, – предположила я.
– О нет, – усмехнулся Страхов. – Посмотри на их испуганные лица, на их вспотевшие лбы. Они мучительно боятся того, что их просто выгонят отсюда. Победить они даже не мечтают. Они просто хотят попасть в «ящик». Раздумывают, чем бы эдаким очаровать продюсеров.
– Как дедуля с совой? – спросила я шепотом.
– Да. И как вон та девушка в этом странном сарафане. – Сарафан действительно был необычным. Длинный, в пол, из очень грубого сукна. Скорее даже из мешковины, он выглядел так, словно был позаимствован из краеведческого музея.
– Она уповает на народность и этнос, – кивнула я.
– Верно. Зачем приходить в таком сарафане, если ты хочешь лечить людей или предсказывать будущее? Она показывает, что будет хороша в шоу. А что насчет мужчины в костюме?
– Он серьезен. Серьезен и сосредоточен, – прикинула я. – Человек занимается серьезным делом.
– Да, так и хочет показать – я исполнен собственной важности.
– И что? Это плохо? Разве это означает, что он не экстрасенс? – удивилась я, повернувшись. Ярослав посмотрел на меня, как кот на мышь.
– Я этого не говорил. Возможно, он и сам верит в то, что он – экстрасенс, – продолжил Страхов, не сводя с меня взгляда. – Возможно, в его жизни случались вещи, странные вещи, которые говорили ему: ты можешь то, чего не могут другие. Возможно, он что-то предчувствовал, прочитал чью-то мысль – и уверовал. Однако этого недостаточно. Много людей путают экстрасенсорику с теорией вероятностей.
– С теорией вероятностей? – такое заявление было для меня неожиданностью.
– Или с интуицией, – добавил Страхов.
– Но… Разве это не одно и то же? Интуиция и ясновидение, разве не один у них корень? – спросила я. Ярослав улыбнулся мне так, как улыбаются несмышленому ребенку, задающему смешные вопросы о том, почему нельзя откусить кусок у луны, висящей в небе так близко.
– Интуиция есть у всех, и в ней нет ничего сверхъестественного. Даже наука не опровергает интуицию, а изучает ее. Корень интуиции не снаружи – в информационном поле или космическом пространстве, – а внутри человеческого мозга. Интуиция – это тот же анализ, дорогая ты моя Василиса, – он поставил особый акцент на местоимении «ты». – Подсознательный анализ, который в свое время помогал нашим древним предкам чувствовать, когда нужно бежать, чтобы не попасться в лапы к тигру. Сегодня тот же анализ помогает нам предчувствовать, через сколько минут придет автобус или стоит ли опасаться взбучки от начальства. Вот только случается такое, и человек подскакивает на месте и кричит: я ясновидящий! Я заранее знал, я увидел, я сверхестественен, я круче и лучше, чем вы.
– Это как раз понятно, – пробормотала я. – Вот я, к примеру, ходила к начальнику, чтобы получить… м-м-м… повышение. – Я забыла, что Страхову не стоит знать о моем плачевном внештатном положении в «Новой Первой». – И я буквально чувствовала, что это ничем хорошим не кончится. То есть я могла бы даже не ходить.
