– Я в курсе, – неожиданно прорезалась Екатерина. – В смысле основ философии, – несколько смущенно продолжила она.
– Неожиданное рядом… – взгляд Железнова принял несколько озадаченное выражение. – Ну, хорошо. Тогда ты должна понимать, что если ты понравилась трем мужчинам – это ни о чем не говорит. Но если ты понравилась сорока трем из пятидесяти, то наука утверждает, что такая оценка является объективной и ей можно доверять…
Катя молча слушала Железнова. После неудавшейся попытки предложить Железнову свою помощь – он не преминул напомнить ей, что основным условием ее присутствия здесь, у него, является «отсутствие присутствия», то есть она представляет собой элемент интерьера кухни, пусть и красивый, но безмолвный, – Катя смирилась с уготованной ей ролью и, аккуратно подобрав под себя ноги, вполоборота разместилась в центре углового дивана, подперев голову рукой, вся превратившись в слушателя:
– …а если ты не просто понравилась, – Железнов выкладывал из банки на тарелку соленые огурцы. – А понравилась больше, чем твоя соперница на подиуме, которая в несоревновательных условиях тоже, скорее всего, просто так понравилась бы очень и очень многим мужчинам, то это означает, что твои внешние данные при оценке женской красоты являются более предпочтительными по сравнению с тоже красивой женщиной, но которая тебе проиграла, – Железнов отставил банку и развернул промасленный пакет, в котором оказалась скумбрия. Железнов вдохнул исходящий аромат. – Пахнет-то как… вкуснотища! Ага. Вот тут мы и подходим к тому, чего ты о себе не знаешь, – Железнов, стоя вполоборота к Кате, крупными кусками нарезал золотисто-синюю рыбу. Неожиданно он поднял голову и поймал взгляд Екатерины. – Думаю, что у тебя было мало поклонников.
Не ожидавшая такого резкого перехода от общего к частному, Екатерина не сразу поняла, что это вопрос.
– Мало, меньше, чем у других.
Железнов утвердительно кивнул, взял за торцы небольшой деревянный столик, стоящий аккурат посредине кухни, и на пару сантиметров придвинул к диванчику, поближе к Екатерине. Скептически хмыкнул: выигрыш оказался мизерным, учитывая микрообъем кухни и центральную позицию стола. Молча разместил на нем тарелку с нарезанной скумбрией, для себя мысленно выделил позитив – «зато из любой позиции можно дотянуться» – и продолжил, одновременно раскладывая салфетки и приборы на столике на троих:
– Я, конечно же, имею в виду не всех тех, кто издали восхищался твоей красотой и неординарностью, думаю, что таких-то как раз было достаточно много, а вот тех, кто смог найти в себе мужество… – Железнов запнулся и неожиданно рассмеялся. – Представляешь, только сейчас заметил сходство слов «муж» и «мужество», по-видимому, одно требует другого, – Железнов усмехнулся. – Надо будет Науму сказать, что мужество у него отсутствует напрочь, исходя из его отношения к семейной жизни. Ага. Извини, отвлекся. Так вот, парней, которые смогли подойти к тебе и признаться, что ты им нравишься – этих должно было быть мало. Потому как мужчина есть существо тонкое, легкоранимое и не любящее получать от ворот поворот… – отвернувшись на секунду, Железнов взял со столешницы еще один промасленный сверток, развернул, и Екатерина увидела, что это кусок сала с крупными прожилками ближе к торцу, достаточно обильно облепленный мелкими кусочками чеснока, перевернул доску, положил на нее сало, критично взглянул на нож, достал из шкафа точилку в виде офицерского кортика, только вместо лезвия – штырь с насечками из очень твердого сплава – и быстрыми и резкими движениями справа и слева заточил нож.
– Это для меня? – не выдержала Екатерина. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей здесь нравится. Несмотря на тесноту, несмотря на запрет «не отсвечивать», что-то во всем этом было умиротворяющее, уютное, комфортно-завораживающее.
– Ты не в моем вкусе, – Железнов отрезал достаточно толстую пластинку от лежавшего на доске куска. – Сало я люблю больше. Извини. Военный юмор. Так вот. Продолжим о тебе. Ты должна была обратить внимание, что во всех выходах на подиум ты имела подавляющее преимущество над соперницами. Как минимум: три к одному. Или больше. Ты, прости меня, «брила налысо» и не оставляла шансов соперницам. Ни у одной из участниц не было такого результата. Даже близко – не было. Невозможно было не заметить этого, и, естественно, я задал себе вопрос – почему?
– Я стала предметом научных исследований? – Катя спросила на автомате, забывшись – она попала под гипноз сильных мужских рук Железнова, от которых почему-то не хотелось отводить глаз.
– Не нужно обладать семи пядями во лбу, чтобы понять, что с точки зрения внешности ты стоишь в стороне от всех участниц – у тебя холодная, как я определил для себя, замораживающая красота. Все девчонки, которые прошли в финал, – красивы. Однозначно. У кого-то из них красота более яркая, броская, а у кого-то больше женственности при наличии идеальной фигуры. У тебя есть все…
– Почему же тогда я проиграла в финале?
– Да потому что есть еще один, не фиксируемый никакими приборами элемент женского очарования. От любой женщины исходит тепло. В большей или меньшей степени. Надо признать, что от пустых красавиц не исходит ничего… А от тебя, – Железнов взял секундную паузу, – исходит холод. От единственной из всех финалисток. И народ испугался. Финал – это финал. И каждый мужик, прости меня, примерял тебя на себя: смог бы он быть рядом с тобой? Оказалось, что нет. Не смог бы.
– Не понимаю. Почему?
– Попробую объяснить. Конечно же, я – не истина в последней инстанции, и даже если ты проведешь опрос среди тех членов жюри, кто в финале проголосовал против тебя, уверен, что большинство из них не смогут найти внятный ответ на твой вопрос: «Почему?». И не потому, что не захотят, а потому что, как я думаю, ответ лежит в области подсознания: просто у тех, кто голосовал против тебя, у них в момент выбора – тебя или Ксюши, в отношении тебя присутствовало некое негативное ощущение, у кого-то – больше, у кого-то – меньше, но оно присутствовало.
– Я никому ничего плохого не сделала.
– Не хватало, – Железнов, продолжая монолог, достал из специальной упаковки полуметровый испанский багет, еще горячий, прикинул: ломать – не ломать и положил целиком на стол. – Так вот, от твоей соперницы по финалу Ксюши Соболевой исходило тепло – от улыбки, от глаз, от голоса, не знаю еще от чего, но это всегда ощущается. На уровне подкорки возникает понимание, что Ксюша – человек общительный, легкий, открыта к общению, характер не злобный – то есть в случае выхода на нее с конкретным предложением «дружить» и отказ будет мягким и корректным, не травмирующим самолюбие мужчины…
– А я, значит, стерва?
– Нет. Стержень, – Железнов внимательно смотрел в глаза Екатерине, – стержень, который не сломать, не погнуть, не вытащить из тебя… Можно только самому сломаться от осознания собственной ущербности из-за неспособности сломать либо преодолеть твое равнодушие…
– Равнодушие?!
– Да. Равнодушие – это сумасшедшая сила без слабых мест…
– Это кто сказал?
– Сталкивался, – жестко отрезал Железнов. И через мгновение уже продолжил в обычном тоне. – Причем именно отсутствие слабых мест делает равнодушие непобедимым… Их просто нет, – Железнов развел руками, – этих самых слабых мест – некуда давить, не к чему взывать, воздействовать не на что. А потому нет и не будет реакции на воздействие – основы в общении между мужчиной и женщиной. Вот так. А последствий всего два: либо отстраненное восхищение твоей неординарностью, либо ощущение собственной неполноценности рядом с тобой. Но так как собственное эго каждого индивидуума не желает мириться с такой оценкой собственной значимости, то отсюда и возникает негатив, направленный на тебя – как ты посмела!
