– Пусть лучше это будет поздно, – прошептала дочь.
– Пошли.
Вера взяла дочь за руку и вышла с ней из палаты. Оля казалась совсем призрачной в казенной ночной рубашке на четыре размера больше необходимого.
– Мама, в том доме я нашла какие-то инструменты и украшения. Много всяких украшений и коробочек с инициалами Д.А.
– Это Дашино.
– Но она говорила, что делает украшения дома на заказ по своим эскизам. А там как будто был склад и листочки с рисунками и подписями. Все разным почерком. Выходит, тетя Даша сказала неправду?
Вера бросила взгляд на Олю:
– Выходит. Но сейчас это не важно. Слушай меня внимательно. Когда пойдешь к Сашке, ты должна взять его за руку и представить его тело изнутри. Сможешь?
– Постараюсь.
– Ты должна увидеть его носовую полость, гортань, трахею, бронхи и легкие. Представь слизистую, по которой вода из легких начнет подниматься вверх. Ты должна четко увидеть, как его организм очищается от болотных нечистот. Сможешь?
– Я… я не знаю…
Они уже подошли к палате реанимации, когда Оля остановилась. На единственном шатком пластиковом стуле, стоящем в небольшом предбаннике, сидел Владимир. Голова забинтована.
– Даша в больнице, – сообщила ему Вера.
– Уезжайте, Вера, – тихо ответил мужчина, – если бы вы не приехали, ничего бы этого не случилось.
– Но тогда ваш сын бы умер! – горячо возразила Оля.
Владимир поднял на нее измученный взгляд:
– От судьбы не убежишь, девочка.
– Оля, иди, спасай брата, – устало прервала его Вера.
– Он ей не брат, – покачал головой Владимир.
– Что? – воскликнули Оля и Вера одновременно.
– Он мой сын, но не Дашин.
Из дверей реанимации вышли седой импозантный мужчина в белом халате – заведующий реанимацией Сергей Александрович – и молодой доктор, уже дважды становившаяся свидетельницей невероятного спасения умирающих. Увидев Веру, она осеклась и остановилась. Доктор, не замечая ее реакции, протянул руку Владимиру:
– Вов, ты как сам?
Эти двое знакомы были с детства. Сидели за одной партой, а когда Сергей после медицинского института вернулся в родные края, периодически встречались, чтобы пострелять уток на болотах.
– Жить буду, – криво усмехнулся Владимир. – Как мой сын?
Сергей Александрович опустил глаза, словно пытаясь на старой плитке найти начертанные правильные слова.
– Нет, ничего не говорите! – воскликнула Оля. – Можно к нему?
– Туда никому нельзя, ситуация критическая.
– Пропустите ее, Сергей Александрович, – вдруг нервно воскликнула молодой доктор, не сводя с Веры глаз, – это та самая женщина, про которую я вам говорила.
– Пропустить нужно не меня, – покачала головой Вера, – мою дочь. Она поможет.
– Серега, пропусти, – устало попросил Владимир, закрывая глаза.
– Вова, там сейчас реаниматологи, – слабо попытался отбиться Сергей Александрович, веривший всегда только одному богу – науке.
– Пропусти, хуже не будет, – снова попросил Владимир.
Сергей Александрович поколебался несколько мгновений, затем кивнул:
– Хорошо, иди. Первая палата направо.
Оля кинулась к матери, та обняла дочь и поцеловала:
– Иди, у тебя все получится.
Когда за Олей закрылась дверь, Вера горько усмехнулась. Оля и так знала, что у нее все получится.
Глава 93
Глеба взяли на подъезде к областному центру. Даша успела ему позвонить и сообщить, что все пошло не так. Глеб перелез через забор ее дома, чтобы не попасться на глаза Марине. Он не видел любовницу со вчерашнего вечера, и утром, когда они везли Олю в лес, она его тоже не преследовала, но он был уверен – стерва отыщет его повсюду.
Поймав машину, Глеб попросил отвезти его в областной центр, где он собирался сесть на электричку и, немного пропетляв по области, залечь на дно в одном из небольших поселков. Поживет в каком-нибудь садовом домике, подождет, пока все уляжется.
До областного центра Глеб не доехал пяти километров. Алик объявил план «Перехват», и Глеба вытащили из машины.
Марина наблюдала за происходящим сквозь открытое окно джипа. Она легко определила местонахождение Глеба и нагнала его буквально за несколько минут до задержания.
Вначале Глеб пробовал сопротивляться аресту, кричал, что это какая-то ошибка, его с кем-то путают, он будет жаловаться и звонить адвокату.
Марина выпорхнула из джипа и тоже решила вмешаться, набирая на ходу номер ушлого юриста, решавшего все ее вопросы. Разными методами.
Но, едва увидев Марину, Глеб во всем признался и протянул руки полицейскому, потребовав, чтобы на него надели наручники и отвезли в СИЗО прямо сейчас. В конце концов, идея заключения всегда казалась ему не такой уж и плохой. А воздержание пойдет только на пользу.
– Глебушка, я тебя вытащу! – торжественно пообещала Марина.
– Не дай бог! – завопил Глеб и сам направился к полицейской машине.
– Вы ему кто? – не удержался молодой полицейский, с изумлением наблюдавший за происходящим.
– Я? – Марина с трудом сдержала злые слезы. Все было в ее жизни – и умирали, и уходили, и сама выгоняла, но чтобы кто-то решил прятаться от нее в тюрьме! Такого у нее еще не было. Что за мужики пошли-то? – Я его любимая женщина, – гордо объявила Марина и, заметив недоверчивое выражение лица молодого инспектора, объяснила: – Просто он сейчас в шоке, не ведает, что творит.
Глеба повезли в участок, где его уже поджидал Алик. А Марина так и осталась стоять на дороге, задумчиво глядя вслед удаляющемуся автомобилю. С астрологами не сложилось, неужели пришла пора пойти к гадалкам? Снять венец безбрачия, и вообще, может, на ней порча или сглаз.
Не обращая внимания на гудки редких машин, проезжавших мимо нее, Марина побрела к машине, брошенной на обочине. В глубине души женщина понимала, что никакие бабки и гадалки ей не помогут. Все дело было в том, что просто не осталось достойных мужиков.
Она села в автомобиль, положила руки на руль и уставилась перед собой, задумавшись. Из оцепенения ее вывел звонок дочери. Сегодня утром Марина записала ее к гинекологу на аборт. Деньги деньгами, а шанс устроить личную жизнь с младенцем на руках Машка упустит окончательно. Будет, как она, всю жизнь мыкаться. Марина тут же оборвала себя – вон скольких берут и с двумя-тремя детьми. Не в них дело. Просто она, Марина, дура. Досчитав до пяти, чтобы проглотить спазм и слезы, она ответила дочери:
– Да, милая. Ты как?
– Мама, я не смогла, – прорыдала Машенька, – у него уже сердце бьется.
