– Слева, – задумчиво проговорила она. – А кто из-за левого уха советы подает?
Поднесла руку ко лбу…
– Напрасно намекаете, – отозвался шепот, но уже с упреком. – Вы же образованный человек! А крест творить не надо, не положено здесь. Вы идите, идите, а если вопросы есть, отвечу. Я на этой дороге вроде диспетчера. Много вас тут, потому и останавливаться нельзя, чтобы прочим не мешать.
Любопытство – старшая сестра разума. Пэл попыталась оглянуться на ходу.
– Ни-ни! – одернул голос. – Никого не увидите, и это не положено. Я обычно не вмешиваюсь, но некоторые случаи бывают особыми, вроде вашего.
Она поглядела вперед на уводящую во тьму бесконечную серебряную ленту и попыталась сложить все вместе.
– Сердце бьется, значит, не умерла. Но я не на Земле и не в космосе, не в Монсальвате…
Слово, произнесенное вслух, внезапно вспыхнуло ярким оранжевым пламенем. Монсальват – «Транспорт-2»! «Полярная звезда», синеглазая девушка за пультом, посадочные огни Лейкенхита.
«И это твоя победа, Худышка…»
Вспомнила! Ускорила шаг, закусила губы. Думать продолжала вслух – так легче.
– Не дышу, не на Земле, какое-то чучело под ухом, но сердце бьется. Дядя Винни наверняка привез в Лейкенхит хороших врачей, заранее озаботился. Значит, жива? Тогда почему я тут? Эй, мистер диспетчер!..
– Я здесь и не здесь, я везде и нигде, – обиженным тоном откликнулись слева. – Я тенью скольжу по прозрачной воде; мой голос так сладок в ночной тишине…
– Хаким Абулькасим Фирдоуси Туси, – перебила Пэл без малейшего почтения. – Будьте любезны исполнять свои служебные обязанности, а не хвалиться интеллектом. Еще бы арию Мефистофеля спели!..
В ответ громыхнул гром.
– Вот вы, значит, как? Ладно…
Серебристая дорога исчезла. Тьма… Что-то больно толкнуло в спину. Пэл протянула руку и нащупала ткань, за которой было что-то твердое. Лежала она тоже на ткани, укрытая до самого подбородка тяжелым покрывалом.
– Крышка гроба, – прокомментировал голос. – Вашего гроба, леди Палладия Сомерсет. Откуда взялся? О-о, это несложно. Когда вашему супругу сообщили, что у вас, извините за подробности, остановилось сердце, он, знаете, о чем подумал? О похоронном бюро. Очень престижное, в Хэмстеде, он там бывал, когда хоронил дядю. Я туда тоже наведался и подобрал нечто подходящее. Полированный, с бронзой! Вашему мужу определенно понравится.
Пэл поняла, что может дышать, но воздух под тяжелой крышкой был горек и затхл. Каждый вдох и выдох отзывался болью.
– Между прочим, я могу вас продержать здесь сколь угодно долго, хоть целый год. Вы будете умирать, но не умрете. Кстати, мы сейчас в фамильном склепе Сомерсетов, так что нас никто не потревожит. Осознали?
Она попыталась вспомнить молитву, которую читала няня, но мысли путались.
– Не выйдет, – хохотнули из-за крышки. – Место не слишком располагает… Вы как думали? Все в горних пределах решается? Не-е-ет, у нас, извините, Царствие. Решение принимаем мы, наверху лишь утверждают, главное – обоснование подобрать. А это мы умеем, поверьте. Ваше дело слушать и повиноваться. Ну, что осознали?
Осознала… Но вместо страха внезапно ощутила холодную бешенную ярость, наследие герцогов Мальборо. Ей не дают воззвать к Творцу! Молиться нельзя, но… Можно иначе! К Тому, кто создал небо и землю, много путей. Она – англичанка!
Дышать было трудно, но Пэл, собрав остаток сил, шевельнула холодеющими губами:
Солнце садится и вечер дня
Ясной блестит звездой.
И через море зовет меня
Дальний берег иной.
Тьма дрогнула, поредела и распалась, обернувшись серым сумраком, сквозь который ясным голубым светом вспыхнула закатная звезда.
Но в море опять за кормой уснет
Недвижное, как стекло,
И шедшее вечной пучиной вод
Вернется, откуда шло…
– Погодите, погодите! – заспешил голос. – Что вы делаете? Я хотел просто поговорить. Видите ли, у меня есть к вам деловое предложение, очень выгодное…
Пэл не отвечала. Строчки предсмертного стихотворения великого Альфреда Теннисона, давно уже ставшие молитвой, сами ложились на губы. Его услышали – услышат и ее, взывающую из праха и бездны.
Солнце погасло, и склянкам вслед
Над волнами ночь летит.
Не будем прощаться, разлуки нет –
Лишь долгая даль пути.
– Куда вы? Куда? Там ничего хорошего нет, вы же сами хотели уйти без мучений, в почете и славе. У вас почти получилось, остались лишь мелкие незначительные формальности. Вы бы помогли мне, я – вам…
Леди Палладия Сомерсет нашла в себе силы улыбнуться. Уходить или нет, она решит сама – и Тот, Кто будет ждать на ином берегу.
Мили и сроки придут к концу,
Я знаю, но тем верней,
Мой Лоцман, мы встанем лицом к лицу
За пологом миль и дней.
Серый сумрак рассеялся в лучах яркого электрического огня. Белый потолок, склонившееся над ней лицо дяди Винни.
– Жива, Худышка? Вот и молодец!..
6
Лейхтвейс, поблагодарив консула, положил паспорт во внутренний карман пиджака, стараясь не задеть висевшую на перевязи левую руку. Из-за этого и плащ носил внакидку, чувствуя себя огородным пугалом. Выйдя из кабинета и не забыв кивнуть секретарю, неспешно направился к выходу. Консульство, открытое всего неделю назад, выглядело обжитым и очень респектабельным. Особняк времен первых Георгов, перестроенный уже при Виктории, почти в самом центре Лондона, неподалеку от Даунинг-стрит. Мраморные львы у входа, литой чугунный забор, внутри строгое ар-деко. Только что рожденное Великое княжество Тауред не жалело средств на представительство.
Охрана тоже на высоте, разведчик Николай Таубе оценил это с первого взгляда.
На улице привычно накрапывал холодный лондонский дождь. Лейхтвейс, с этого дня подданный Тауреда, выйдя из калитки, здоровой рукой надвинул шляпу на самый нос. Идти некуда, разве что взять такси и вернуться в маленькую квартирку на окраине, которую он снял, выйдя из госпиталя. Плохо быть чужим в чужой стране.
– Привет, Лейхтвейс!
Голос он узнал сразу и даже не стал поворачиваться.
– Привет, Неле! За паспортом приходила?
Бывшая напарница появилась откуда-то из-за спины, все такая же длинная и тощая, зато в модном пальто-реглане дорогой темной ткани и легкой фетровой шляпке. Сумочка выглядела подозрительно большой и тяжелой. «Парабеллум» или «Вальтер», а, может, даже что-то посерьезней вроде финского «Лахти».
– Почти угадал, – Цапля поправила ему плащ и чуть сдвинула набок шляпу. – Подала заявление. Это таким героям, как ты, всюду зеленая улица.
