Бросил папиросу, сапогом растоптал.
– Какие-то они вялые… А ну-ка расшевелите!
Двое «мертвоголовых», подбежав к строю, взмахнули дубинками. Били через одного, и Локи повезло. Сосед, получив удар по голове, едва сумел устоять.
Циркуль, подождав немного, поморщился.
– Все равно дохлые. Внимание! Слушай мою команду… Ложись!
Локи поспешил упасть животом на мокрый асфальт. Теми, кто оказался не столь проворен, занялась охрана. Хорст лежал, слушая, как кричат избиваемые, и понимал, что это лишь начало. Непокорным не выжить, давить будут досуха.
– Вста-а-ать! Р-равняйсь! Смир-р-но!.. Уже лучше. Ложись! Теперь отжимание по команде. Кто не сможет, немедленно отправляется в карцер. Начали! И-раз! И-два! И-три!..
Лишь через час, когда ноги уже не слушались, их погнали в канцелярию. Не всех, трое так и остались на плацу. Пришлось подниматься по широкой каменной лестнице, каждый шаг отзывался в мышцах, «черные» же, словно истинные бесы, лишь посмеивались и щедро потчевали дубинками. Хорсту вспомнились рассказы умудренных жизнью воров о старых тюрьмах, где охрана лютовала еще почище. Не все выдерживали – резали вены, вешались, пытались душить надзирателей, пусть редко, но бунтовали. Не сразу, но охрана умеряла прыть, – особенно там, где сопротивляться начинали сразу.
На втором этаже их втолкнули в коридор, тоже широкий, с высоким сводчатым потолком. Первым делом Локи увидел «полосатиков» – заключенных в неудобных суконных робах и деревянных башмаках. Традиция оставалась неизменной, полосы на тюремной одежде появились еще в позапрошлом веке. Впрочем, этим, в коридоре еще повезло, наверняка обслуга, писаря и курьеры. Еще есть кухня и больничка, там жизнь полегче…
Поразмышлять над жизнью не дали. Отогнали к одной из стен и «Сто-о-ой!» И тут же выдернули из строя сразу двоих – правофлангового и самого Локи. Взяли за ворот и вбросили в одну из дверей, поощрив ударом сапога. Перед глазами мелькнула красная ткань ковра…
Ай-й-й!
А потом возле самого носа появились чьи-то до блеска начищенные сапоги.
– Вставайте, Локенштейн, вставайте!..
Не хотелось, но пришлось.
Унтерштурмфюрер Глист собственной персоной.
* * *
– Сперва приведите себя в порядок, выглядите, словно «задница»
[14] после облавы. Умывальник в углу.
Локи покорно встал и поплелся, куда указано. Мелькнула и пропала мысль о том, что пора, наконец, становиться королем. Интересно, как? Выпучить глаза и скрестить грязные руки на груди?
От воды полегчало. Он с удовольствием вытерся твердым вафельным полотенцем, и, заметив поблизости стул, поспешил на него сесть. Авось, не сгонят!
– Я попросил коменданта, чтобы вас не слишком гоняли. Обычно новеньких держат во дворе до вечера. У здешней охраны мало развлечений…
Локи лишь кивнул в ответ. Спасибочки, господин хороший, уважил.
– Что-нибудь интересное заметили?
Над ним, кажется, издевались. Однако Хорст честно попытался вспомнить.
– Крепость здесь какая-то… Какая-то странная. И еще… Те, что со мной везли – им всем за сорок, я один молодой.
Господин Виклих подошел ближе, наклонился.
– Для начала недурно. Новый форт – это кирпич, земля и снова кирпич. И контингент необычный. Сейчас тут большая стройка, работают политические из лагерей. Но вы, Локенштейн, попадете в блок № 5. Там как раз те, кому за сорок, тоже политические, но не шантрапа, а рыба покрупнее. Бывшие министры, депутаты Рейхстага, партийные боссы. Сейчас многие «кацеты» закрывают, и эту публику свозят сюда, подальше от любопытных глаз. Они тихие, покорные, но хитрые, кто-то уже проложил дорожку на волю, переписку затеял. Мы пока не пресекаем, в том числе и ради вашего случая.
Локи оценил замысел. Министры и депутаты, конечно, хитрые, с умыслом, но в контрразведке не служили.
– По документам вы по-прежнему Локенштейн. Кто надо уже узнал, что нужную персону прячут под видом мелкого уголовника…
Сын Фарбаути и Лаувейи хотел было возмутиться. Почему – мелкого? Однако в последний миг прикусил язык.
– Вас будут время от времени отправлять на работы – сюда, в мой кабинет. Если что-то срочное, проситесь к врачу, охрана предупреждена. Кормят здесь не очень, поэтому будете получать дополнительный паек. Если узнаете важное, ничего не предпринимайте, не посоветовавшись со мной. Что-нибудь еще?
Локи без всякого удовольствия сообразил, что именно так наставляют тюремных стукачей.
– Все понятно? Тогда желаю удачи, Август Виттельсбах! И учтите, здесь не нужен капитан из Кёпиника
[15]. Осторожность, осторожность и осторожность!..
Хорст покорно кивнул. Легко сказать! Советы давать все мы любим!..
* * *
…Штатский костюм долой, машинка парикмахера срезает волосы под корень, кожа пахнет хлоркой после душа. Полосатая роба косо сидит на плечах, шапка, тоже в полоску, маловата, спадает то и дело, в деревянных башмаках с непривычки и шагу не ступишь.
0282 – номер на груди. Над ним красный треугольник.
– Па-а-ашел!
Вниз по лестнице, через двор мимо таких же полосатых, обходя груды кирпича. В дверь и снова по лестнице, но уже вверх…
– Лицом к стене!..
Кого-то провели мимо, кажется, в наручниках.
– Пошел!
Второй этаж, коридор, слева кирпичная стена, кладка новая, чуть ли не этого года. Деревянные двери… Первая, вторая…
– Стой!
За дверью – полутьма. Свет сочится откуда-то сверху. Нары в два этажа.
– Тебе сюда!
Нижнее место с левого краю. Тощий матрац, из дырок торчит солома…
Напоследок его толкнули в спину.
Локи присел на нары и чуть не заплакал. Вот и стал королем! С чего начать? Спеть про мысли, преград не ведающие? В горле песня застрянет, за решеткой иное поют. Блиц, учитель воровской, секретной песне обучил – на старом каторжном наречии. О чем именно, толком и не понять, зато душевная. Мирлацванциг, троммельбаух, унтервельт рибон рибет…
Вытер губы, по сторонам огляделся. Пусто, только в самой глубине кто-то на нарах пристроился. Не годится воровская, придется все же королевскую. Там тоже, если подумать, слова подходящие.
Меня не запрут
Подвальные своды,
Напраснейший труд –
Мне вдоволь свободы…
4
