– Тем не менее, раз вы нашли в себе силы прийти сюда, работа не отпускает… Госпожа Сомерсет! Может, пока не стоит? В конце концов, Кинтанилья мог бы приехать сам. Его инкогнито очень скоро станет секретом полишинеля, кроме того прятаться за спину женщины не слишком красиво.
Дядя Винни хотел приехать, но Пэл отговорила, послав три телеграммы подряд. То, что случилось – ее вина, значит именно ей искупать. Искупать и мстить.
Теперь эта война – личная.
– Я сама. Relentless, ruthless and remorseless!
[29] Я – англичанка, Лекс. И хватит об этом!.. Вы курите, тетя тоже курила…
Вечер, бар на втором этаже «Гранд Отеля», что на Рю Скриб, почти полон. Приглушенно звучат голоса, негромко играет знакомое танго, но никто не танцует. Слова скользят, едва задевая сознание, уносятся в осенний сумрак за окном.
Лишь одно воскресенье,
О другом не прошу я,
День любви и улыбок,
Мой лучший день,
А потом будет вечер,
А потом будет полночь,
А потом будет вечность,
Где нет тебя!
Лекс, щелкнув зажигалкой, откинулся на спинку кресла.
– Значит, работаем, госпожа Сомерсет? Тогда я покажу человека, из-за которого имел смелость вас пригласить.
Рай не светит нам, шагнувшим в бездну
Новых воскресений нам не знать!
– Столик налево, мужчина и женщина. Меня просили выступить в качестве гаранта встречи.
Пэл осторожно повернулась. Мужчина сидел спиной, женщина, молодая, немногими годами ее старше, что-то ему объясняла, склонившись почти к самому лицу. Удивила прическа, тяжелый узел волос на затылке, какие увидишь только на картинах начала века. А еще пятно на щеке, точно багровой краски плеснули.
– Она? – поняла Пэл.
Лекс кивнул.
– Удостоверю ваши личности. Все прочее решайте сами.
Обойдись без вопроса
Обойдись без ответа,
Полыхают зарницы,
Уходит жизнь.
Мужчина встал, коротко поклонился. Он тоже был молод, лицо же почему-то показалось знакомым. Кажется, видела фотографию у дяди в одном из альбомов… Тесен мир!
Лишь одно воскресенье,
Без надежды воскреснуть,
Ты меня разлюбила,
Навек прощай!
Когда мужчина вышел, просто Лекс встал.
– Пойдемте!
Пэл представила, что в соседнем кресле сидит тетя Мири, на миг закрыла глаза…
* * *
– Госпожа Шапталь! Позвольте представить вам госпожу Сомерсет. Удостоверяю ее личность, равно как и вашу. Если будут вопросы, я у себя за столиком.
Пэл подождала, пока Лекс отойдет и только тогда выпалила то, что так и просилось на язык.
– Не может быть!
Женщина с пятном на щеке улыбнулась.
– Вместо верительных грамот могу вспомнить молодого человека по имени Николас, а по прозвищу Лейхтвейс. А еще он умеет летать.
– Лейхтвейс? – удивилась Пэл. – Николас мне не говорил. Кажется, его доверия я не заслужила.
– Матильда.
– Палладия.
* * *
В воздухе по-прежнему кружило танго, но уже другое – уругвайское Tango de la muerte. У бармена этим вечером минорное настроение.
– Не была в Париже несколько месяцев, вот и приходится отдавать долги. Я не только шпионка, но еще и частный детектив. Наконец-то закончила дело! Молодой человек, которого вы наверняка заметили, поручил разобраться с несколькими старыми фотографиями. Пришлось немало потрудиться, даже побывать в межзвездном эфире. Последнее, впрочем, не по своей воле.
Пэл слушала, не перебивая. Матильда Шапталь – человек непростой. Муж возглавляет филиал бюро Кинтанильи в Рейхе, сама же она связана с очень интересными людьми. Усатый господин Бонис прямо не сказал, однако намекнул ясно.
– Вас Николас тоже просил замолвить за него слово?
– Просил, – кивнула Пэл. – Очень убедительно. Я ему чуть шею не свернула.
Матильда улыбнулась.
– Рыцарь, посвятивший свою жизнь Прекрасной Даме – личность не слишком приятная, если эта дама – не ты сама. Меня берут в Монсальват прежде всего как свидетеля. Захвачу с собой данные о военном сотрудничестве Клеменции с Рейхом. А заодно погляжу на тех, кто приказал похитить меня и моих друзей.
Пэл поняла, что у Матильды Шапталь – своя война. И тоже личная.
– Я сидела в «боковушке», в блоке № 25. Там познакомилась с одним хорошим человеком, которого очень надеюсь спасти. Иных целей у меня, пожалуй, и нет.
Пэл не поверила. Рыцари и Прекрасные Дамы жили в иные века. Сейчас время прагматиков.
– Матильда! Вы не хотели бы получить паспорт государства Тауред? Это хорошее дополнение к французскому гражданству. Если вас арестует «стапо», Париж едва ли вступится.
Женщина с пятном на щеке кивнула.
– Было. Месяц просидела в камере на Принц-Альбрехтштрассе, а французское посольство ослепло и оглохло. Но потом неизвестный науке летательный аппарат атаковал Имперское министерство авиации. Был большой пожар. Меня выпустили на следующий же день, даже извинились. У нас с вами влиятельные друзья, Палладия… Но у вас, кажется, тоже личный интерес в этом деле?
– Хочу, чтобы Европу не расстреливали и не бомбили! – отрезала Пэл. – Даже если не удастся захватить Монсальват, летающий аэродром нужно обезвредить. А поскольку бомбить будут и мой дом, можно считать этот интерес личным.
Обезвредить… Она тщательно подбирала слова. Не уничтожить, не взорвать.
– Тут мы с вами союзники, – чуть подумав, согласилась Шапталь. – Я тоже родом с планеты Земля.
Леди Палладия Сомерсет могла бы и возразить. Присягают не Земле, присягают стране, в которой довелось родиться. Обезвредить – значит передать Британии!
– Да, мы союзники, Матильда.
* * *
«Меня уверяют, что пока это бесполезный кусок металла, а не аэродром, – нахмурился дядя Винни. – Летать не может, вооружения нет, просто большая дьявольская коробка без начинки. Пусть так, но наши головастики обязательно узнают что-нибудь полезное, когда сунут туда свой нос. Худышка! Обещай Подмастерьям, что угодно. Пусть ставят свою охрану, пусть флаг поднимают. Главное, чтобы эта штука села в Британии. Поняла? Остальное уже мое дело. Через двадцать лет мы построим не такой же, а много лучше. А этот пусть себе оставляют, не жалко! Уговори их, Худышка, меня они слушать не станут, а ты сможешь. Обязательно сможешь!»
