– Быстрее, быстрее, stinkende Schweine! – подбодрил конвоир.
Деревянные башмаки глухо стучали по асфальту. Колонна шла прямо к тоннелю. Не убежать, не спрятаться… Ноги, словно отделившись от тела, равнодушно печатали шаг. Ближе, ближе, еще ближе… Хорст вспомнил о грешных душах, гонимых в ад. Видел картинку в какой-то книжке, в ней все стихами, по три строчки. Автор итальянец, про него в школе рассказывали…
Имя Данте всплыло из глубин памяти, когда он вошел в тоннель.
– Быстрее! Быстрее! Идти в ногу! Раз-два!..
«Входящие, оставьте упованья…»
* * *
Их выстроили вдоль стены, в шеренгу по одному, левым флангом к железу заграждения. Обергруппенфюрер Дитрих исчез, зато Циркуль на месте, меряет тоннель шагами. Рядом «мертвоголовые», парни в камуфляжных куртках остались возле входа в тоннель. У стены, что напротив, ящики с противогазами. Много, на всех хватит.
Локи застыл среди строя, ничего не чувствуя. Даже страх умолк. Перед глазами плавали желтые пятна, ноги, потеряв силу, противно подрагивали.
– Смир-р-рна-а-а!
Циркуль, подождав, пока шеренга выровняется, резко вскинул руку.
– Внимание! Приступаем. Первая «коробка» – шаг вперед!
Хорст с трудом сообразив, какая нога, левая, оторвал башмак от асфальта.
– Стоять! – прошипели откуда-то сбоку.
Башмак вернулся на место. Кого слушать? «Полосатики», кажется, сговорились, недаром на митинге горло драли. Шагнет вперед – того и гляди, придушат.
– Повторяю! Первая «коробка» – шаг вперед!..
Никто не сдвинулся с места. Двое попытались, но их крепко взяли за плечи те, что рядом.
– Держимся, товарищи! – прошелестело по рядам. – Держимся!..
Циркуль, шагнув ближе, расстегнул кобуру.
– Напоминаю! Любое неповиновение будет рассматриваться, как мятеж. В последний раз! Первая «коробка»!..
– Leck mich am Arsch, Scheisskerl! – негромко посоветовал кто-то с правого фланга.
«Мертвоголовый» оскалился, вытащил пистолет…
6
– М-мы не сговаривались, – твердо проговорила Гертруда Веспер, – случайно встретились в-в холле.
И поспешила закрыть ладошкой левый глаз.
– Чтоб-бы не подмигивать, – пояснила. – А то вы, леди Сомерсет, решите, что я н-намекаю.
Николас по прозвищу Лейхтвейс стоял рядом с совершенно невозмутимым видом.
– Добрый день! – проговорил он, даже не попытавшись улыбнуться, точь-в-точь, как мистер Пирсон.
Пэл отступила на шаг:
– Заходите!
Гостя она ждала лишь одного и слегка растерялась. Не сговаривались, но все-таки встретились. За маленькой и очень серьезной девочкой стоит ее мама, а за Ильзой Веспер – «Структура», еще один игрок на зеленом столе под названием «Европа».
Когда все зашли в номер, Гертруда решительно выступила вперед.
– Я с Николасом уже д-договорилась. С-сейчас он куда-нибудь спрячется, а мы с вами побеседуем. Очень н-недолго, меня мама ждет.
Уже ничему не удивляясь, Пэл отворила дверь, ведущую в бывшую комнату тети Мири.
– Прячьтесь, Николас!
* * *
– Леди Палладия! Я еще м-маленькая, поэтому мне не положено знать, куда в-вы собрались. Но там вы в-встретитесь с Ящерицей, а я хочу передать ей п-привет. Пусть знает, что ее н-не забыли.
– А как мне ящерицу найти?
– Она очень красивая, умеет л-летать, а зовут ее В-вероника Оршич. Я в-вам даже пароль скажу, чтобы Ящерица вам д-доверяла.
– А какие пароли бывают у Ящериц?
– «Ария на струне соль». Это переложение второго отделения из оркестровой сюиты № 3, если вы случайно забыли. А если Ящерица не поймет, напомните про п-песню бабочки.
– Напомню, Гертруда. А мама тебя ничего не просила передать?
– Мама вас не л-любит, но вы, если хотите, в-воюйте с нею сами. Мне война н-надоела. А Ящерицу попросите, чтобы она забрала м-меня с собой. П-плохо здесь. Очень!..
* * *
Когда она вошла в комнату, парень по имени Николас стоял возле стола, на котором лежал номер вечерней «Matin» с большой фотографией тети Мири на первой странице. Увидев ее, повернулся, хотел что-то сказать, но Пэл подняла руку.
– Не надо! Считайте, соболезнования уже высказаны. Вы ее совсем не знали, а со мной, насколько я помню, о человеческих чувствах говорить бесполезно. Пришли за ответом? Еще рано, окончательное решение не принято. Но я заранее могу сказать, что летающие люди мне совершенно не нужны. Шантажировать меня бесполезно, а девочка Гертруда и не думала о вас просить.
Пэл полюбовалась его лицом, и решила, что они квиты.
– Что такое радиомаяк?
Николас, кажется, растерялся, впервые на ее памяти, и Пэл добавила к счету еще один плюс.
– Это… Передающая радиостанция, излучающая радиосигналы, используемые для определения координат. Или для определения местонахождения самого радиомаяка…. По крайней мере, нас так учили.
Нужная папка лежала на столе, рядом с газетой. Пэл достала листок машинописи, передала парню.
– Это я получила от нашего атташе. Аэродром Лейкенхит в графстве Суффолк. Радиостанцию там закончат оборудовать к сегодняшнему вечеру. Здесь все цифры и прочие премудрости про длинные волны и точность пеленгации. Надо, чтобы вы, Николас, все это внятно разъяснили, только не мне, а тем, кому это понадобится.
В глазах белокурого парня вспыхнул огонек.
– Могу и сам. Тяжелую машину не посажу, что-нибудь легкое типа «Шторьха», вполне.
Пэл задумалась.
– А очень тяжелую? В Монсальвате строится летающий аэродром, объект «Polaris». Пока он еще не готов, просто большая металлическая коробка. Но летать все-таки может, там стоят какие-то маленькие двигатели, чтобы передвигаться в космосе. Его нужно посадить в Лейкенхите. Если вы это сделаете, Николас, можете рассчитывать на благодарность Правительства Его Величества. Очень серьезную благодарность!
Николас-Лейхтвейс помотал головой.
– Н-нет, не смогу. Помочь – да, с тем же радиомаяком, к примеру. Но, леди Палладия! У вас же есть… будет самый лучший эфирный пилот. Она к звездам летала!..
Камешки калейдоскопа с легким хрустом стали на место.
– Ящерица! Она же заключенная «боковушки». Вероника Оршич, верно?
– Да, Вероника Оршич, мой инструктор, – парень отвечал неохотно, словно сквозь боль. – А еще она – Ночной Орел, диверсант Германского сопротивления. Ее приговорили к смерти за то, что она хотела убить Гитлера.
Калейдоскоп вновь рассыпался. Пэл потерла лоб рукой.
