Сама!
Мистер Восьмой отдал короткую команду на незнакомом языке, и пассажиры один за другим начали вставать с кресел. Одна рука на поручень, вторая – на спинку… Пэл совсем было растерялась, но мистер Эйтз понял и подплыл точно к ней.
– Давайте руку, леди Палладия. Тут недалеко, в шлюзовой камере невесомость исчезнет.
Она послушалась и двинулась следом, отталкиваясь от белых холодных стен. Впереди был большой овальный люк, за которым виднелась освещенная белым огнем четырехугольная камера.
Пэл протиснулась внутрь и чуть не упала, вновь обретя вес. Справившись и став на ровные ноги, обернулась.
– Это… Монсальват?
Мистер Эйтз улыбнулся.
– Монсальват!
2
Ждать стало невыносимо. Лонжа не выдержал:
– Время!
Откликнулись сразу двое. 11.49 и 11.50, разница невелика. До мысленно проведенной красной черты – чуть-чуть.
Этим утром их не выпустили из казармы. Обер-лейтенант Кайпель скомандовал построение прямо в коридоре. Был краток: выдвижение откладывается, ждать. До объяснений не снизошел, поглядел угрюмо.
– Теперь они без нас наработают, – мрачно прокомментировал кто-то. – Станут снаряды по полу ногами катать.
Возле казарменных дверей – караул, двое в камуфляжной форме. А возле оружейной комнаты, на скамейке – герр обер-фельдфебель с кобурой при поясе. Ни на кого не смотрит, листает устав внутренней службы.
Лонжа еще раз взвесил все за и против. В тоннеле – десятки живых душ, однако оттуда не вырваться. Шансов – ноль. Здесь, в казарме, тоже люди, и вытащить их можно. Выбор страшный, но очевидный.
– Я ухожу. Кто со мной?
Спросил негромко, головы не повернув. Знал – услышат, пойдет эхо. И в самом деле, отозвались сразу:
– Ячейка КПГ против. Остаемся из солидарности.
– «Черный фронт» против. Не видим шансов. Переловят и в расход пустят. По всей территории крепости – патрули, мы из казармы и двадцати шагов не сделаем.
Август Виттельсбах на миг прикрыл глаза. Плохо, хуже, чем предполагал. Но можно еще попытаться.
– Патрули беру на себя, уйдем без потерь. Думайте еще полчаса. Встречаемся у дверей казармы, снаружи. Всем, кто пойдет со мной, вооружиться.
– А Столба куда? – осторожно поинтересовался кто-то. – В расход?
Лонжа пожал плечами. Служака был ему симпатичен, однако, на войне, как на войне.
– Как выйдет. Не будет сопротивляться, свяжите.
– Так веревок не напасемся!
* * *
Часовые у входа – ерунда, из старой казармы выбраться совсем не сложно. Маленькая железная дверь неподалеку от оружейной заперта, однако о ключах позаботились. Можно и в окно, то, что в последнем отсеке. На подоконник и по пожарной лестнице, если прыгать неохота.
Лонжа выбрал дверь, на акробатику не было времени. Взял ключ у дезертира Запала, поглядел тому в глаза.
– Со мной?
Фельдфебель поморщился, словно от сильной боли.
– Хочу с тобой, командир. Везучий ты, нигде не пропадешь. Но попытаюсь еще парней сговорить, вдруг получится?
Лонжа пожал руку камраду, накинул шинель. Застегиваться не стал, дезертирам устав не указ.
– Пошел!
Возле железной двери вышла заминка. Замок скрипел, но не поддавался. Раз, другой, третий… Лонжа вытер пот со лба, вынул ключ, вставил обратно.
– Пр-р-рекратить! Гер-р-рфрайтер Р-р-рихтер! Пр-р-риказываю вер-р-рнуться в казар-р-рму!..
Он не повернул головы.
– Уходите и вы, господин обер-фельдфебель. Вас тоже не помилуют, даже до трибунала доводить не станут.
Повернул ключи в замке – и снова не вышло. Сзади между тем тяжело вздохнули.
– Пр-р-рисяга, Р-р-рихтер!
Лонжа не выдержал, обернулся.
– Гитлеру – не присягал! У солдата две задачи – выполнить приказ и остаться в живых. А я попытаюсь еще и спасти тех, кого можно.
Вновь взялся за ключ, нажал от души и услышал долгожданный щелчок.
– Стр-р-реляю! – громыхнуло сзади.
Лонжа открыл дверь, и в тот же миг пуля ударила по железу. Рикошет.
Он переступил порог.
Промахнуться с двух шагов практически невозможно, но Столб все-таки сумел.
* * *
Когда танк с ревом и грохотом дополз до казармы, у входа многое изменилось. Патрульные в камуфляжной форме лежали носом в асфальт, а рядом с ними с невозмутимым видом прохаживался дезертир Любек с винтовкой Mauser 98k
[30] наперевес. Увидев грозного «Марка», приложил ладонь к пилотке. Лонжа заглушил мотор, выглянул из люка.
– А как же солидарность, камрад?
– Присоединились к большинству, – невозмутимо пожал плечами «красный». – Это и есть солидарность.
Из дверей вышел дезертир Запал, поглядел на железного ветерана.
– Приличный транспорт, пули не возьмут. Надеюсь, у эсэсовцев нет ручных гранат.
Помрачнел осенней тучей.
– Семь человек, командир, если с тобой считать. Было больше, но Столб двоих положил, пока его самого… Я парней на разведку послал, пусть оглядятся. Между прочим, в оружейной не только винтовки. Пулемет там был, MG 34 с полным боекомплектом. Не иначе, нас шерстить собирались. Сейчас его ребята в порядок приводят.
Лонжа вспомнил поляну в белорусском лесу, редкий строй уцелевших. Тогда их было девять, сейчас и того меньше. Не получается так, чтобы выручить всех.
А пулемет – это хорошо. Очень хорошо!
– Что камрадам сказать? – фельдфебель подошел ближе, положил руку на теплую броню. – Ты ведь, командир, про свой план молчишь. Выбраться наружу сможем. А потом?
Август Виттельсбах улыбнулся. Его когда-то уже спрашивали. Снял пилотку, покрутил в руках.
– Пока молчу. И если шляпа о нем узнает, я ее под гусеницу кину. Доберемся до бастиона, увидишь…
…Бастиона № 3, давно заброшенного, пустого. Именно туда вел ход из складского подвала. Подробный план подземелья спрятан в узкой щели между двигателем и броней. Там же и пистолет. Связной Германского сопротивления приезжал не зря.
Хотел приободрить приунывшего Запала, но не успел. Из-за угла вынырнул кто-то в зеленой шинели, подбежал, расплескивая сапогами лужи, махнул рукой.
– Камрады! Камрады!..
Вобрал в грудь побольше воздуха.
