Не знаю, что уж там напереводил вождю транслятор, может, с титулами намудрил. Или сама ситуация его рассмешила.
– Иди лезь на свою вышку, – разрешил вождь. – Начальник тебя отпускает.
Полковник кивнул, Петровичев поспешно удалился. Поднял руку Чернецкий, но спросить ничего не успел.
– Этот с нами не идет, – вождь ткнул жезлом в одного из спецназовцев, на вид самого молодого.
Чернецкий опустил руку. А вождь уставился на нашего аэромобильного тактического попа.
Кто такие священники, Тунгус знает, но зачем они русским, понимает с трудом. Я уже хотел ему объяснить, что тут делает святой отец в краповом берете, когда вождь сделал выводы. Наверное, по красным крестам на обвесе.
– А ты, оказывается, боевой шаман!
– Могу и это, – с достоинством ответил батюшка.
– Одобряю. Еще вопросы будут?
Не дожидаясь, будут ли, вождь зашел внутрь карты и начал осматриваться. Билалов почтительно молчал.
Капсула лежала, привалившись боком к куче обломков неясного происхождения, до того заросших пылью и грязью, что даже форму их установить толком не получилось. Тем более разведка теперь очень берегла свои дроны. Некоторые предметы были явно металлическими – больше ничего не удалось понять.
– Вот же воришки, – произнес вождь задумчиво, почти ласково. – Жаль, не хватит времени… Не так все надо делать, конечно… Но как-нибудь потом вы придумаете способ обездвижить этих тварей или распугать. И тогда мы в их хозяйстве покопаемся спокойно.
– Всех перетравим, – заверил полковник.
– Травить не надо, – сказал вождь строго. – У себя дома трави.
– Виноват… А что там может быть такое в этой куче?
– Думаю, по большей части наследие предков, – непонятно ответил вождь.
– Я имею в виду – оно не загорится?
Не взорвется такое-сякое от случайного выстрела?
– Да откуда мне знать.
Можете представить земного политика, который вам скажет «откуда мне знать»?
– Кто идет со мной к этой штуке?
Ишь ты как. «Со мной», значит.
Чернецкий толкнул локтем Шурика, тот церемонно поклонился.
– Увеличить, – приказал вождь Билалову.
Геолог послушно что-то подкрутил в проекторе, карта начала расти, люди подались назад.
– Довольно. Воины, ко мне. Расстановочку сделаем.
Транслятор именно так перевел: «расстановочку сделаем», будто речь шла о семейной психологии. Я услышал немного другое и сказал бы «попробуем боевое построение», но это все контекст, а вождь на самом деле употребил слова из простого бытового языка. Боевым жаргоном тут и не пахло.
Тунгус выстроил тупой клин с собой во главе спиной к капсуле. Остался недоволен, не хватало ему четвертого бойца для симметрии. Немного передвинул стрелков, каждого быстро вполголоса проинструктировал. Вышел из карты и бросил полковнику:
– Надеюсь, ты понимаешь, зачем они нужны.
– Главное – они понимают, – обнадежил полковник.
– Они?.. С чего ты взял?
– Они знают свою задачу – прикрывать огнем тех, кто достанет из капсулы вакцину. Если надо – прикрывать до конца.
– А, ну тогда да. Я просто должен был тебя предупредить, что они, скорее всего, умрут, это ведь твои люди.
Полковник смотрел на вождя, не отводя взгляда.
– Если я не вернусь, будешь вести дела с Унгасаном, – сказал Тунгус. – И самое большее через три года первая группа наших учеников должна отправиться в Россию. Мы не можем ждать. И вы не можете. Мы вам нужны. Вы сами не знаете, как мы вам нужны. Чтобы стать им-пе-ри-я – мало думать, как империя. Надо делать, как империя. А вы хорошо думаете, но плохо делаете. Мы вам поможем научиться. Удачи, друг.
И несколько театрально – с непривычки – сунул полковнику руку.
Я думал, тот ее сейчас поцелует.
По-моему, Газин вообще дышать начал, только когда вождь повернулся к нему спиной.
Мне Тунгус бросил, проходя мимо:
– А ты не будь, как вы говорите, и-ди-о-том. Я правильно сказал?
– Ты делаешь большие успехи в языке, друг мой.
Тунгус вдруг остановился и буркнул под нос:
– Как странно. Ты очень хочешь пойти со мной – и не можешь. Почему? В прошлый раз ты просто шел и ни в чем не сомневался.
– Тогда была боевая тревога, и я случайно попал с тобой на битву. А сейчас… Мне по долгу службы запрещено воевать. Меня так научили, это часть моей работы – ни во что не лезть руками. Иногда бывает стыдно. Иногда мне кажется, я просто трус. Да здесь, наверное, все так думают. И я вместе с ними…
– А гвоздь в голову забить – это не руками?..
Господи, ну за что мне такое наказание! Да еще при наших! Вон как обрадовались! Теперь-то все со мной ясно! Наружу рвалась мольба: «Ты же знаешь, что это не я! Ты же всех насквозь видишь! Скажи им, что я не убивал!»
Молчать. Тихо. Не сами слова, а вот эту недостойную умоляющую интонацию я задавил в себе.
Проклятье, я нынче точно стал дипломатом. Выдрессировал меня великий вождь Унгусман.
– Береги мою девочку, она тебя очень любит, – бросил Тунгус, уходя.
– Ты вернешься… – прохрипел я ему вслед. Говорить оказалось вдруг неимоверно трудно.
Великий вождь совсем по-людски дернул плечом в знак того, что бог знает, вернется он или нет, – а вот мне задача дана, и полковнику тоже, и как бы не всей матушке-России, и он оставляет на наше попечение свой народ, и нам теперь никак нельзя быть идиотами…
– Ну, ты обещал меня прокатить на своей леталке! – донеслось издали.
Чернецкий показал высокий класс понимания этикета: суетиться и не подумал, только сделал приглашающий жест. Дверь конвертоплана открыл, согнувшись в поклоне, бортмеханик.
Надо будет отметить в донесении, что у нашего летчика природное чувство стиля. Особенно это заметно на общем фоне: тут все стараются, конечно, держать фасон, а по сути – порядочные вахлаки. Теперь посмотрите на Чернецкого: хотя и при нашивках КВС, все равно гражданский пилот. Но ведь по повадкам – натуральный дворянин, которому стараться не надо, он просто знает, как себя вести, когда вокруг цари шастают. И умеет царям нравиться.
Вождь, который не станет вождем.
Тунгусу он в будущем не пригодится даже как пилот; великий быстро устанет видеть рядом такое ходячее недоразумение – очевидного героя, который не претендует на рыцарское достоинство, потому что ему невдомек, зачем это надо. А вот моему ведомству Чернецкий может быть полезен очень.
Если выживет.
Я пошел к джипу. Я больше не мог оставаться здесь.
