— А где же вы сами будете, Иван Дмитриевич? — спросил московский сыщик-начальник.
— Тут же, около вас.
Наступила мертвая тишина. Еле заметная полоска лунного света тускло пробивалась через оконце башенки. Обманутые вновь наступившим безмолвием совы и крысы вернулись в свое мрачное жилище. Сколько времени прошло, я не знаю. Но вдруг протяжный скрип-стон достиг наших ушей. Я вздрогнул, насторожился, замер. По лестнице кто-то поднимался. Слышалось прерывистое, взволнованное дыхание и тихое бормотание.
— Я здесь опять… мое здесь царство.
Говоря откровенно, я чувствовал себя далеко не спокойно. Я слышал, как билось тревожно-пугливо мое сердце. Около меня, совсем сдавив меня, стоял Путилин. Большая черная фигура быстро прошла мимо нас. Невольно я схватил Путилина за руку.
— Тс-с!.. — еле слышно прошептал он.
Блеснул слабый огонек крошечного фонаря. Высокий призрак снял с себя плащ-мантию.
Путилин слегка отодвинулся от меня, стараясь ближе придвинуться к комнате-склепу. А то, что там происходило, было действительно странно, необычайно, казалось какой-то грезой, каким-то кошмаром, больной фантазией. Посредине пола на коленях стояла высокая фигура призрака — офицера петровских времен! Он вынимал кирпич за кирпичом и теперь уже громко говорил, говорил… Великий боже, как он говорил! Это был безумный, восторженно-экзальтационный крик, то плачущий, то хохочущий.
Знаю я башню, знаю одну,
Клад вековечный в ней я найду!
Камень за камнем стану снимать,
Клад драгоценнейший в недрах искать.
Уныло-страшно звучит плачущий напев…
— Найду, найду! Я постиг, я разгадал тебя, Сухарева башня! Я узнал твою заповедную тайну… Ха-ха-ха… Они меня считают безумцем! О проклятые, слепые палачи! Я говорил им, что здесь, в этой вот башне зарыт клад.
— Жигули, ай Жигули! Сухаревка, ай Сухаревка!
Безумный человек вскочил. Он хохотал, размахивая руками.
— Я царствую здесь! Эй, совы, крысы, вы мои верные друзья, ко мне на помощь! Прогрызите скорее вашими острыми зубами последние камни, откройте мне клад заповедной башни!..
Махают крыльями совы, злобно визжат крысы.
— И там яхонты самоцветы, жемчуга белопенны. О-го-го-го!
Сверлит нож, давая искры, старые камни старой башни… А безумный голос покрывает шум совиных крыльев, писк крыс, сверление ножа.
Был красавец один, офицер молодой,
офицер молодой, офицер удалой.
Полюбил он красавицу всею душой,
всею душой до доски гробовой!
Поженились они… А уж скоро жена
изменила, проклятая, мужу она!..
Прежде чем с милым своим убежала,
Мужа обкрала и здесь зарывала.
После хотела сокровища взять,
Чтоб с полюбовником вволю гулять.
Поет страшный призрак. Нудно, жалостливо… Холодный пот выступил у меня на лбу. Вдруг призрак выпрямился, насторожился. Чего он испугался? Уличный шум еле слышно донесся сюда в эту старую дряхлую башню.
— А-а?! Караулят меня? Не хотят, чтобы я достал заповедный клад? О, подлецы, я вас перехитрю! Я покажусь вам, как страшный грозный призрак, стерегущий склепы, башни. Вы побледнеете, вы затрясетесь от ужаса! Ха-ха-ха-ха!.. Я спасу мое сокровище от вашего нашествия!
Высокий призрак «Петр Великий» бросился к стене. Он продолжал петь безумным голосом свою песню:
Но муж обманутый не дал гулять:
В башне, ах, ночью стал поджидать.
Деньги найду я, что скрала жена,
И надо мною будет качаться она.
— Наверху, на болту… Повешу, повешу! — И с обезьяньей ловкостью, точно сомнамбула, призрак стал карабкаться по стене.
Минута — и он достиг окна. Вскарабкался — и через окно выскочил на крышу.
— Ну, теперь пора! — возбужденно проговорил Путилин, выходя из своей засады.
Я еле переводил дух. В. был в таком же состоянии, что и я.
— Видели вашего страшного призрака, коллега? — насмешливо обратился Путилин к В.
— Вы бог сыска, дорогой Иван Дмитриевич! — заплетающимся языком пробормотал он.
Путилин пошел к стене.
— Ради бога, Иван Дмитриевич, да неужели ты хочешь лезть за ним? — воскликнул я, страшась за участь моего гениального друга.
— Как видишь, — усмехнулся Путилин и вскарабкался на стену.
— Но ведь это безумный риск, Иван Дмитриевич! — поддержал меня В. — Мало ли что может там случиться, на крыше?
— Что бы ни случилось, я не имею права оставлять безумца на такой огромной высоте. Спускайтесь вниз, голубчик. Берите тех людей, которых я оставил в проезде башни, захватывайте лестницу и сейчас же идите все сюда. Лестницу поставьте у окна. На верхней ступеньке пусть стоит кто-нибудь в случае, если понадобится подать мне помощь и взять призрака.
Путилин полез по стене и, подобно страшному духу Сухаревой башни, быстро выскочил из окна.
Ночь была на редкость светлая, лунная.
И вот тут-то случилось то, что повергло людей еще в больший ужас. Теперь они увидели на башне не одного, а двух призраков!
Тот, первый призрак «Петр Великий», стоял, держась одной рукой о крышу башенки, а другой — подбоченясь. Поза была вызывающе-горделивая. Бледное лицо с безумно горящими глазами кривила страшная усмешка.
— Проклятье! Я, я перед вами! — шептал призрак.
Но второй призрак был в диковинку. Он стоял за выступом башенки. Весь в черном, с седыми бакенбардами.
— Господи… Господи, сохрани, помилуй! — в ужасе шептали москвичи, случайные зрители страшного видения.
Нога Путилина поскользнулась. Этот легкий шум был услышан «Петром Великим». Он порывисто обернулся и на одно мгновение как бы застыл, замер. Но это было именно только одно мгновение.
В ту уже секунду яростный вопль бешенства вырвался из груди безумного человека.
— А-а? Пришел? Нашел? Подкараулил?! Ты, злодей, отнявший у меня жену… клад? Я… я рассчитаюсь с тобой!
И он бросился на Путилина, полный бешенства, ярости. Путилин, сохраняя все свое хладнокровие, вступил в борьбу. Внизу на площади слышался испуганный рев голосов.
— Смотрите, смотрите на башню! Что там делается! Что там делается!
А делалось там действительно нечто страшное: два «призрака», крепко сцепившись, боролись не на живот, а на смерть.
«Петр Великий» стремился сбросить с крыши Путилина.
— Ко мне! На помощь! — прогремел голос изнемогавшего Путилина, от непосильной борьбы с обезумевшим человеком. По лестнице уже карабкались люди во главе с В. И вовремя: еще секунда, и Путилина не стало бы. Все бросились по скользкой крыше к борющимся и оттащили сумасшедшего, крепко связав его веревками.