В кабинет нервной, торопливой походкой вошел высокий суровый молодой господин.
Он был очень красив. Густые волнистые белокурые волосы были зачесаны назад. Прекрасная курчавая бородка. Большие выразительные синие глаза. Чрезвычайно правильные черты лица.
После краткого представления Путилин предложил посетителю кресло, задал стереотипный вопрос:
— Чем могу служить вам, господин Быстрицкий?
Тот нервно потер руки.
— Я к вам прямо из М., ваше превосходительство. У меня… со мной случилось несчастье: два дня тому назад у меня была похищена… вообще пропала моя невеста. Обезумев от горя, я бросился к вам… Ради бога…
Волнение посетителя усиливалось все более и более под холодным, пристальным взглядом удивительных глаз великого сыщика.
— Виноват, вы изволили употребить два выражения: «была похищена» и «пропала». На каком из этих двух заявлений вам угодно остановиться? — спросил Путилин.
— Я, право, сам еще не знаю… ничего не понимаю…
— Вы немного успокойтесь, не угодно ли воды? Ну-с, прежде всего вы мне скажите: кто ваша невеста?
— Рахиль Вениаминовна Коган.
— Рахиль Коган? Как же еврейка может быть вашей невестой? Вы ведь православный?
— Да.
— Так стало быть, она — выкрестка?
— Нет. Пока еще она — иудейка. Но…
— Я вас попрошу, господин Быстрицкий, рассказать мне все подробно. Я вас слушаю. Если вы желаете моей помощи, необходима полная откровенность.
— Я — преподаватель русского языка и словесности в М-й женской гимназии. В этой же гимназии училась только что окончившая курс Рахиль Вениаминовна Коган.
— Сколько ей лет?
— Семнадцать.
— Кто ее родитель?
— Миллионер Коган.
— Продолжайте.
— Как, отчего, почему случилось то, что мы полюбили друг друга, — я не буду вам подробно рассказывать. И думаю, вам это, ваше превосходительство, не важно знать?
— Да, да, вы правы. За исключением только вот чего, как вы полюбили друг друга.
— А именно? — смутился клиент Путилина.
— Во-первых, была ли эта любовь девицы Коган к вам серьезным, глубоким чувством, или же это — сто первая вариация обажания юниц учителей русской словесности?
В голосе великого сыщика я расслышал иронию.
Быстрицкий вспыхнул.
— Нет, это не детская забава, а сильная.
— Pardon, я вынужден задать вам еще один, быть может, несколько щекотливый, но нужный мне вопрос: ваши отношения не перешли известных границ.
— Нет! — резко ответил М-й педагог.
— Отлично. Прошу вас продолжать.
— Итак, мы полюбили друг друга и решили обвенчаться. Рахиль Коган — девушка сильного характера. Она решила перейти в христианство. Зная любовь отца к ней, она призналась ему во всем этом, полагая, что тот даст согласие. Но, увы, этого не последовало. Ее встретил бешеный взрыв гнева. Ее заточили в комнате, приставив к ней караул. Но с помощью денег ей удалось подкупить одну русскую прислугу, которая и переслала мне записку: «Нам остается только одно: бежать. Будь наготове. Сегодня вечером я убегу. Будь на вокзале. С ночным поездом мы должны выехать из М. Твоя Рахиль».
Получив эту записку, я, наскоро уложив чемодан, бросился на вокзал. Говорить ли вам, что я испытывал в эти ужасные минуты ожидания? Наконец, — о, счастье! — вот и она. Билеты у меня были взяты. Мы, крадучись, как воры, сели в вагон. Когда поезд тронулся, я перекрестился. «Теперь ты моя, теперь ты моя, дорогая! — целовал я ее ручки. — Теперь никто тебя от меня не отнимет». И вот тут-то вскоре случился этот ужас, господин Путилин. Мы подъехали к первой станции. Я отправился в буфет, чтобы взять с собой бутылку какого-нибудь вина и закусок. Моя невеста была так измучена, слаба, что необходимо было подкрепить ее силы. Когда я вернулся в вагон, — поезд стоял три минуты, — я не нашел там Рахили. А поезд уже тронулся, пошел. Вне себя от страха я бросился разыскивать ее по всему поезду. Ноги дрожали у меня, я был сам близок к обмороку. Увы, в поезде ее не оказалось.
Быстрицкий закрыл лицо руками и затрясся в нудном плаче.
— Что было… что было мне делать? Я совсем потерял голову, ехал все дальше и дальше. Потом меня озарила мысль: поеду к Путилину. Это единственный человек, который может пролить свет на это таинственное исчезновение моей Рахили. О, ваше превосходительство, во имя всего святого, помогите мне в моем горе!
Путилин слушал внимательно, чертя — по своей привычке — ногтем указательного пальца по столу.
— Скажите, на дебаркадере М-го вокзала вы не заметили ничего подозрительного?
— Ничего. В этот поздний ночной час платформа была почти пуста. Пассажиров совсем почти не было.
— А в вагоне?
— Там было полутемно. Почти все купе были пусты. В одном только сидели три почтенных господина.
Путилин задумался.
— Скажите, господин Быстрицкий, вы не допускаете мысли, предположения, что ваша невеста, девица Коган, добровольно вышла из вагона и спряталась в вокзале этой станции?
Тот даже привскочил.
— Зачем же она сделала бы это?
— Представьте, что в последнюю минуту ею овладела борьба: идти ли на этот шаг или не идти. Как-никак — она еврейка. Голос крови в ней силен, как и в нас с вами.
— Нет, нет! Это быть не может. Вы не знаете Рахили, на такую измену она не пойдет.
— Что же вы предполагаете? Ваше личное мнение?
— Ее украли. Я убежден в этом!
— Вы думаете, что родители проследили за ней?
Путилин не успел докончить. Ему подали новую карточку. Едва проглядев ее, он быстро встал.
— Мы докончим наш разговор, господин Быстрицкий, через несколько минут. Я должен принять посетителя по экстренному делу. Потрудитесь следовать за мной. Я вам укажу, где вы можете меня обождать.
Путилин внутренним ходом из кабинета провел Быстрицкого и вскоре вернулся.
Он потирал руки, что делал он всегда, когда дела начинали принимать неожиданный странный оборот.
В кабинет вошел отлично одетый, полуседой господин.
— Вениамин Лазаревич Коган, — представился он моему знаменитому другу.
Я вздрогнул, насторожился.
«Вот так штука! Коган! Да ведь Быстрицкий только что говорил о Когане, об отце исчезнувшей девушки. Неужели это он?» — подумал я.
Второй посетитель был взволнован не менее первого. Один только Путилин был беспристрастен.
— Господин Коган из М.? — спросил он.
— Да, ваше превосходительство. А вы, простите, откуда же это знаете?
