Размышляя, выводя мою кривую, я вдруг запнулся ногой о какой-то неровный, скользкий предмет.
Мне мой фонарь осветил его. Это было железное кольцо подпольного люка. Сердце радостно забилось у меня в груди. Победа, победа! Авось там — хоть йота улик.
Я рванул за кольцо и приподнял люк. Лесенка маленькая, узенькая. Не раздумывая ни секунды, я стал спускаться в подполье. Одна, две, три, четыре ступени… Я — на земляном полу!
Но лишь только я осветил фонарем пространство подполья, как крик ужаса вырвался у меня. Моя нога стояла в большом жестяном тазу-чаше, полном крови. Я выхватил ногу.
С нее сбегала капля за каплей кровь… Дрожь пронизала меня всего. Я низко склонился над страшной чашей, и тут мне бросились в глаза маленькие желтые туфельки, белое платьице, синяя жакетка, шляпка. У меня, старого, опытного волка, видевшего всяческие виды и ужасы, горло перехватил спазм. Я не мог отвести взгляда от этих вещей. Передо мной с какой-то поразительной наглядностью встал образ бедной белокурой девочки с ее страшными проколами. Еще минута, и я разрыдался бы. Я — Путилин, не знавший, что такое нервы, слабость воли!
Страшным усилием я взял себя в руки и стал искать еще чего-нибудь «интересного» для храма богини Фемиды. Рядом с чашей на дощечке лежал блестящий предмет. Я взял его, и он задрожал в моих руках. Это было длинное, круглое, прямое шило, все темное от запекшейся крови.
И тут меня пронизала мысль: «Так какое же это убийство? Ритуальное, действительно ритуальное или же подделка под него?»
Но сейчас же я осудил нелепость этой мысли. Легенда о ритуальных убийствах гласит, что выпускаемая кровь употребляется евреями. А тут… тут целая чаша ее. Стало быть, я был прав, прав!..
Огромная радость охватила меня. Я спасу бедного еврея, над которым тяготеет это страшное обвинение!
— Дзинь… тр-р… тр-р… — донеслось до меня. Я услыхал, что дверь проклятого домика уже раскрывается. Быстрее молнии я бросился по лестнице и закрыл над собой дверцу люка.
Она была от ветхости вся в дырах. Потушив фонарь, я приложился ухом к ней.
— А-а, дьяволы, хорошую я вам заварил кашу! — донесся до меня резкий мужской голос. — Будете помнить меня вовеки. Не сегодня, так завтра я вам устрою горячую, кровавую баню! Ха-ха-ха! Белый пух будет летать над городом, а мы будем вас крошить, резать… Резать, дьяволы, будем вас!..
Никто ему не отвечал. Он, значит, был один — обитатель страшного домика.
— Ха-ха-ха!.. — вдруг опять послышался исступленно-безумный хохот. — Сидишь в остроге, проклятый? Что? Небось весь твой кагал не спас тебя? О-го-го-го! Ловко я тебе отомстил! Будешь помнить, как разорять людей… Всего меня разорил… По миру пустил меня, благородного…
Я услышал приближающиеся шаги негодяя-изверга к подполью. Только тут я понял, какой я сделал промах, оставшись так долго в страшном подполье. Что мне с ним сделать, если он спустится сюда? Убить его? О, для меня это было крайне нежелательно… Мертвое тело не расскажет ничего о содеянном им преступлении, и тайна убийства девочки останется тайной. Кто сможет доказать, что Губерман сам не совершил здесь, в этом подполье, ритуального убийства христианской девочки? Один я, но этого мало.
То, чего я так страшился, сбылось. Изверг подошел к подполью и поднял люк. Я прижался в угол, затаив дыхание.
— Страшно… страшно… кровь… целый таз. — В голосе его я уловил нотки неподдельного ужаса. Кровь убиенной замученной девочки вопила об отмщении. Эта кровь, очевидно, душила его, заливала ему глаза багряным светом.
— Надо… надо покончить… сжечь… засыпать… закопать… Страшно мне, страшно.
Чиркая дрожащей рукой спичку, он стал медленно, осторожно спускаться в подполье.
— Я помогу вам, здесь темно! — загремел я, чувствуя, что больше мне ничего не остается сделать, ибо скрыться здесь некуда.
Крик, полный безумного ужаса, вырвался из груди страшного злодея.
Я направил на его лицо фонарь, хотел выхватить револьвер… но его не оказалось. Первый раз в моей жизни я очутился без моего верного друга, столько раз спасавшего мою жизнь!
— Сдавайтесь, любезный, вы пойманы! — не теряя хладнокровия, продолжал греметь я.
— А будь ты хоть сам Сатана, я не отдамся тебе добровольно! — исступленно заревел он, бросаясь на меня.
Между нами началась отчаянная борьба. Спичка, брошенная им, упала на белое платьице… Рядом лежала груда сухого сена и соломы.
Послышался сухой треск, забегали языки пламени. «Все погибло!» — мелькнула у меня мысль. Я напрягал все усилия, чтобы не поддаться злодею, но, увы, чувствовал, что он неизмеримо сильнее меня. Он сдавливал мою грудь железными тисками, но, на мое счастье, моя правая рука была свободна.
Я нажал кнопку фонаря и ударил им по лицу его. Удар пришелся по глазам. Он завыл от боли и на секунду выпустил меня из своих ужасных объятий. Я бросился к лесенке, пробиваясь сквозь пламя. Я чувствовал, что горю. Дыхание спирало от дыма, языки пламени охватили мое верхнее платье. Лишь только я выскочил из страшного подземелья, как он, тоже успевший оправиться от удара, набросился на меня сзади. Я потащил его к выходной двери, но… но в эту минуту пришла помощь.
Два горящих факела
Боясь за участь моего дорогого друга, я немедленно полетел к минскому Лекоку.
— Скорее! Скорее! Двух агентов!
— Что такое? Что такое? — привскочил он. — Где наш гений Путилин?
В двух словах я передал ему приказ моего талантливого друга.
— Во дворе Губермана будем его ожидать… Он так приказал.
— Черт возьми, я еду в таком случае сам! — засуетился толстяк.
И вот через полчаса мы уже находились на дворе дома ростовщика.
Время тянулось до темноты медленно. Я все с замиранием сердца ожидал условного сигнала-свистка, но его не было.
Губернский лев сыска относился не без иронии к «сему ночному похождению».
— Гм… не понимаю… ровно ничего не понимаю, — насмешливо бросал он своему помощнику. — Но, конечно, раз сам Иван Дмитриевич Путилин этого требует…
— Что это, дым? — вдруг воскликнул помощник.
Я поднял глаза.
Клубы черного дыма неслись с пустыря. Одним ударом ноги я вышиб замеченную доску в заборе и крикнул:
— За мной, господа! Там — несчастье! — Я пролез первым, за мной — помощник Лекока, а сам он… застрял в узком пространстве забора.
— Черт возьми, я застрял! Протисните меня! Ой-ой-ой! Я задыхаюсь!.. Что за чертова западня…
Но нам, мне и помощнику — славному малому, некогда было высвобождать злополучного победителя ритуального дела.
То, что мы увидели, заставило заледенеть кровь в наших жилах.
На фоне темной ночи мы увидели два ярко горящих живых факела. Над домиком клубился дым. Несколько секунд — и мы были около них.
