— Ха-ха-ха! Ах, шут тебя дери! — заливалась сиплыми голосами воровская братия «Хрустального дворца».
— А штаны примешь? — спросил кто-то.
— А в чем же к столбу пойдешь, миленький, когда кнутом стегать тебя будут? Что же тогда ты спустишь?..
Новый взрыв хохота прокатился по подвалу.
Но были и такие, которые с хмурым лицом подходили и бросали на дно бочки серебряные, золотые и иные ценные вещи.
Высохшая рука страшного скопца быстро, цепко, с какой-то особой жадностью хватала вещь.
— Две канарейки, миленький…
— Обалдел, знать, старый мерин? — злобно сверкал глазами продающий. — За такую вещь — и две канарейки?
— Как хочешь, — апатично отвечал скопец.
Я не спускал глаз с лица моего друга. Я видел, что он словно кого-то высматривает.
Вдруг еле заметная усмешка тронула концы его губ.
Я проследил за его взором и увидел высокого парня в кожаной куртке и барашковой шапке.
«Где я видел этого молодчика? Что-то знакомое…» — мелькает у меня в голове.
— А вы чего же стоите, миленькие? — вдруг повернулся к нам отвратительный старик-скопец. — Имеете что обменять на фальшивые государственные деньги, ибо настоящие-то фабрикуете только вы?
На нас сразу обратили внимание.
Не скажу, чтобы я почувствовал себя особенно приятно. Я знал, что, если заметят наш грим, нам несдобровать или в лучшем случае придется выдержать жаркую схватку.
— Ну, ты, сударь-батюшка, Христос из Кипарисового сада, нас не учи, какие у нас деньги. У нас-то деньги кровью достаются, не то что у тебя, обкорналого жеребца!
Глазки скопца засверкали бешенством, но зато эта фраза имела решительный успех среди «отверженных».
— Ловко его! Молодчага! Так его, старого пса!..
Путилин швырнул на дно бочки серебряные часы.
— Не возьму! — резко взвизгнул скопец.
— А… а ежели в таком случае сумочку твою да на шарапа я пущу? Ась?
— О-го-го-го! — загрохотал подвал «Хрустального дворца».
Трясущимися от злобы руками старик схватил часы и швырнул Путилину пять рублей.
Это была огромная цифра, попросту говоря — взятка. Старый негодяй испугался угрозы переодетого сыщика и хотел его задобрить.
Когда мы выходили из страшного подвала, около дверей стоял парень в кожаной куртке. Он о чем-то тихо шептался с чернобородым золоторотцем.
— Так, стало, сегодня придешь туда?
— Приду…
— Упомни: «Расста…»
В эту секунду он заметил нас и сразу смолк. На девятый день, после довольно обширной прогулки, навестив чуть не двенадцать больных, я, усталый, сидел перед горящим камином. Мысль о моем друге Путилине неотступно преследовала меня. Я думал об этом таинственном отрезании одиннадцати голов. Все трупы вместе с полицейским врачом исследовал и я. Меня поразила одна особенность: все одиннадцать людей были обезглавлены одним способом: сначала нож втыкался острием в сонную артерию, а затем сильным и ловким движением производился дьявольский «кружный пояс», благодаря которому голова отделялась от туловища.
Утомленный этими страшными бессонными ночами и дневной практикой, я, согретый огоньком камина, задремал. Это был не сон, а так, какое-то кошмарное забытье. Рисовались голые трупы, кровь, отрезанные головы.
Громкий звонок вывел меня из состояния этого полубреда, полукошмара. Я вздрогнул и вскочил с кресла. Передо мной стоял мой лакей.
— Что такое?
— Так что, барин, какая-то компания подъехала на тройке. Важный, но хмельной купчик молодой желает вас видеть, — доложил он мне.
— Пусть войдет!
Дверь моего кабинета распахнулась. На пороге в роскошной собольей шубе, отороченной бобрами, стоял красавец — молодой купчик. Сзади него во фраке со значками вытянулись два лакея в летних пальто.
— Что вам угодно? — направился я к собольей шубе.
Лицо красавца-купчика осветилось веселой улыбкой.
— Помощь нам подать, господин доктор!
— Позвольте, господа, в чем дело? Кто из вас болен? Почему вы все трое ввалились в мой кабинет? Там есть приемная.
Какой-то леденящий ужас и страх под влиянием кошмарного забытья охватили меня.
— Не узнаешь? — подошел ко мне вплотную купчик в собольей шубе.
— Позвольте… Кто вы?.. Я вас не знаю…
— Будто бы? Неужели ты, Иван Николаевич, не знаешь, что на свете появляются материализованные духи?
Я обомлел.
— Кто такой, сударь, вы будете?
Саркастический хохот пронесся по моему кабинету.
— Я-то кто? А Ивана Дмитриевича Путилина знаешь?
— Как?!! Ты?!!
— Я. Собственной своей персоной, дружище! Довольно заниматься маскарадом. Едем. Ты, конечно, не откажешься присутствовать при том, как будут снимать «двенадцатую голову», а именно голову с туловища твоего друга?
Затем, переменив шутливый тон на серьезный, он тихо мне проговорил:
— Захвати с собой хирургический набор и все вообще, что требуется для оказания первой помощи. Я боюсь, что дело будет жаркое.
Через несколько секунд мы находились уже в тройке. Розвальни были покрыты красным бархатом.
— Хорошо загримировался? — смеясь, тихо обратился ко мне Путилин.
— Чудесно! — искренно вырвалось у меня. — Но, ради бога, скажи, куда мы едем?
Наступила долгая пауза. Мой друг что-то сосредоточенно чертил пальцем по заиндевевшим крыльям саней.
— Прости, ты о чем-то меня спрашивал? — словно пробуждаясь после долгого сна, спросил он меня.
— Куда мы едем, Иван Дмитриевич?
— Ах, куда мы едем? Довольно далеко… может быть, на тот свет. Предупреждаю тебя, если ты боишься, сойди, пока есть время. Потом при неуспехе поздно будет. Ты веришь в меня?
— Верю! — вырвалось восторженно у меня.
— Так о чем же ты спрашиваешь?
— Неужели ты напал на верный след? — спросил я моего друга.
— Тс-с! И уши лошадиные имеют уши! — тихо рассмеялся Путилин.
— Но-но-о-о, ми-лы-е-е! — лихо гаркнул ямщик, привстав с облучка.
Чуть не на тот свет
Чем дальше, тем местность, которой мы ехали, становилась все глуше и глуше. Огромный гранитный город остался далеко позади нас. Потянулись какие-то пустыри, огороды. Изредка мелькали огоньки маленьких домиков.
— Это агенты? — указал я глазами на двух официантов во фраках.
— Конечно, — тихо рассмеялся Путилин. — Теперь слушай меня внимательно. Мы едем в кабачок-трактир «Расставанье». Я богатый загулявший купчик. Эти агенты — лакеи ресторана Бореля, сопровождающие меня как важного клиента их дома. Я не уплатил по крупному счету. Я кучу. У меня десятки тысяч в кармане. Лакеи это знают и хотят поживиться. Ты — шулер.
