«Что все это должно означать?» — мелькнуло у меня в голове.
После впрыскивания малой дозы морфия больная тихо заснула.
— Могу я вас попросить, господа, в столовую? Я думаю, что чашка крепкого кофе подкрепит ваши силы после почти бессонной ночи.
И с этими словами Приселов быстро вышел из комнаты своей опекаемой племянницы.
Мы пошли за ним следом.
В узком коридоре Путилин мне шепнул:
— Не пей кофе. Не пей ликера. Ничего не пей. Он узнал меня.
— Как?!
— Очень просто. Повторяю тебе, он узнал меня. «Великий», как ты называешь меня, сыщик столкнулся лицом к лицу с не менее великим негодяем… Между нами начинается ожесточенная борьба.
— Ты, стало быть…
— Теперь для меня все ясно: девушку, твою пациентку, действительно отравляют…
— Но чем? — прошептал я, глубоко пораженный.
— Вот это-то и надо расследовать, мой плохой доктор, — шепнул мне Путилин.
ЧудесаИндии. Lilea indica foetida. Нежный дядюшка-опекун
В роскошной «дубовой» столовой был сервирован утренний завтрак — кофе, по образцу английского ленча.
— Прошу вас, господа! — любезно пригласил нас дядюшка-опекун. — Я, право, не знаю, как благодарить вас за ваше сердечное отношение к моей больной девчурке.
Путилин пристально разглядывал одну бутылку.
— Откуда у вас, господин Приселов, этот редчайший нектар? — быстро задал он вопрос хозяину дома.
— Из Индии… Я путешествовал по ней и вывез оттуда несколько бутылок.
— Давно вы путешествовали?
— Я вернулся несколько месяцев тому назад.
— Когда вы вернулись, ваша племянница была здорова?
И опять я увидел, что Путилин и Приселов обменялись взглядами холодного бешенства. Точно два врага, готовые броситься друг на друга…
— Да, она заболела несколько позже, хотя еще и раньше она страдала нервозностью.
— Как жаль, что вы не могли предугадать возможность ее заболевания! — покачал головой Путилин.
— Почему? — вырвалось у Приселова.
— Да очень просто: в Индии, в этой стране всевозможных чудес, в этой колыбели человечества, находятся величайшие мудрецы, которые знают замечательные рецепты для исцеления больных от различнейших болезней. Как вам известно, вся европейская медицина началась с Востока…
— А… а вы хорошо знаете, профессор, культуру Востока? — усмехнулся еле заметно Приселов. — Прошу вас, чашку кофе…
— Благодарю вас. Я по утрам ровно ничего не пью, за исключением стакана воды.
— Ого, какая воздержанность! Вы, доктор?
— Благодарю, я предпочел бы стакан чаю. — ответил я.
— Вы спрашиваете, хорошо ли я знаю культуру ядов Востока? — быстро задал вопрос Путилин.
— Виноват, сколько мне помнится, я ровно ничего не говорил про культуру ядов, — насмешливо ответил дядюшка-опекун.
— А, тысячу извинений, господин Приселов! Я страшно рассеян. Такова уж наша болезнь, ученых-чудаков, — пробормотал Путилин.
Наступило довольно продолжительное молчание.
— Могу я узнать, профессор, ваше мнение о болезни моей племянницы? — нарушил неловкость его хозяин дома.
— Я еще не пришел, господин Приселов, к окончательному выводу. Случай настолько сложный и замечательный, что поставить верный диагноз не так-то легко. Скажу вам только одно, что если мы не распознаем болезнь, то ваша племянница может умереть очень скоро, через несколько дней.
— Может быть, господа, вы желаете пригласить еще кого- нибудь из ваших коллег? Пожалуйста, распоряжайтесь по вашему усмотрению. Созовите консилиум, но только, ради бога, спасите мою бедную девчурку.
— Вы — опекун ее, господин Приселов?
— Да. То есть был им, а теперь — попечитель.
— У вас своих детей нет?
— Нет.
Путилин встал из-за стола, поблагодарил хозяина и направился вон из столовой:
— Я должен взглянуть на больную. Коллега, пожалуйте за мной!
Я быстро поднялся и пошел за ним.
Когда мы очутились в мавританской гостиной, смежной со спальней больной, Путилин схватился с жестом отчаяния за голову.
— Боже мой, если бы только узнать, догадаться, каким ядом, каким ядом!
— Ты твердо в этом убежден, Иван Дмитриевич?
— Как нельзя тверже. Бедная девушка! Еще несколько дней, и ее не станет. Умереть в двадцать лет, обладая красотой, богатством, это ли не насмешка судьбы!
Путилин нервно прошелся по гостиной.
— Но я решился. Если сегодня я не раскрою гнусной и мрачной трагедии, разыгравшейся в комнате бедняжки, я пойду на героическое средство: я с помощью властей вырву ее из когтей этого дьявола.
— Но где же доказательства? Основываясь на каких данных, ты можешь бросить в лицо этому человеку, родному дяде больной, столь тяжкое обвинение?
— Все равно, все равно… Пусть пострадаю я, зато я спасу, может быть, эту прелестную юную жизнь. А на основании каких данных? На основании моего нюха, моей «кривой» я подозреваю этого господина.
В спальне царил полумрак. Через разбитую форточку, прикрытую шелковой гардиной, в спальню проникал свежий воздух.
— Это опасно. Она может простудиться, — указал я на форточку моему знаменитому другу.
— Оставь это, голубчик. Уверяю тебя, эта опасность — ничто в сравнении с другой.
Девушка проснулась, вернее, очнулась после наркоза морфия.
Ее грудь с жадностью вбирала свежий воздух.
— Как хорошо… как хорошо… — тихо прошептала она.
Мы стояли около ее кровати.
— Вам лучше, дитя мое? — с чрезвычайной нежностью в голосе спросил ее Путилин.
Она доверчиво благодарно взглянула на него.
— О да! Мне лучше… Я могу дышать… Я не слышу этого ужасного сладкого запаха…
Путилин выразительно посмотрел на меня.
— Что это за запах, милая барышня? — спросил я мою горемычную пациентку.
— Я не знаю… Я не могу его точно определить, — слабым голосом пробормотала она.
Путилин между тем обходил всю комнату, пристально во все оглядываясь, словно отыскивая что-то.
Я не сводил с него глаз и видел, как он заглядывал под диван, под мягкие низкие кресла, под зеркальный шкаф.
Он что-то тихо бормотал сам про себя.
— Ведь вы спасете меня? Не правда ли? Я не хочу умирать… Мне страшно умирать, — шептала больная, с мольбой глядя на нас своими прелестными глазами.
