Перед нами стояла страшная фигура какого-то легендарного чудовища: черная мантия и — великий Боже! — какое страшное лицо… Это было именно то знаменитое лицо вампира, которым бредил до смерти напуганный Петербург.
В моей полутемной передней сверкала пара круглых огненных глаз.
— Ты, верно, не ожидал посещения к себе вампира, доктор? — тихо рассмеялся Путилин.
— Ваше превосходительство, да неужто это вы на самом деле? — почтительно-робко спросил его мой верный лакей, которого очень любил Иван Дмитриевич.
— Я, я, Игнат! Однако, доктор, нам надо торопиться. Идем в твой кабинет, мне надо побеседовать с тобой кое о чем.
И когда мы вошли в кабинет, он обратился ко мне:
— Смотри, доктор, как у тебя чадит лампа. Подверни огонь.
Покуда я нагнулся над лампой и убедился, что она вовсе не коптит, прошло не более нескольких секунд.
— Откуда ты это взял? — обернулся я к моему другу.
Обернулся и попятился от удивления: передо мной уже не было страшного вампира, а стоял совершенно мне незнакомый денди, в безукоризненном фраке, в высоких воротниках, туго стянутых черным галстуком.
Я глупо уставил глаза на это чудесное превращение.
— Что это… как же так…
Признаюсь откровенно, у меня забегали мурашки по спине. Мне мелькнула мысль: да на самом деле, кому я открыл дверь — Путилину или настоящему вампиру?
— Как же так? Очень просто. Смотри, — великий сыщик указал на скинутые мантию и страшную маску.
— Но, ради бога, что это за маскарад?..
— А вот садись и слушай.
Я сел. На меня глядело совсем иное лицо: за исключением глаз — ничего похожего на Путилина!
— Случай, как тебе известно, играет большую роль в удачных разрешениях самых мудреных проблем. Так вот, случай дал мне в руки маленькую путеводную нить, с помощью которой, быть может, мне удастся размотать запутанный клубок дела о вампирах.
— Какая же это нить? — страшно заинтересованный, спросил я.
— Эта вот штучка. — И Путилин показал мне золотой брелок-жетон. — Что там написано, я пока тебе не объясню, ибо… ибо могу ошибиться. Скажу тебе только, что все эти дни я с мучительной страстностью отыскивал одно помещение и, кажется, его нашел. Я еду сейчас туда.
— А я? — живо вырвалось у меня.
— Увы, доктор, я не могу тебя взять туда. Кстати, ты видишь перед собой барона Ш.
И он назвал очень громкую фамилию.
— Видишь ли, в чем дело: так как я не могу тебя взять с собой, а между тем мало ли что может случиться со мною, ты должен занять известный наблюдательный пост. В случае, если бы я не вышел оттуда, из этого помещения до двух-трех часов ночи, дай знать властям. Вот тебе моя карточка с моим предписанием.
— Стало быть, тебе грозит серьезная опасность? — тревожно осведомился я.
— Опасность всегда серьезна, — отшутился Путилин.
— Но куда же ты это денешь? — спросил я, указывая на проклятую мантию и страшную личину вампира.
— Я все это оставлю в шубе, — невозмутимо ответил он.
Минут через пять мы уже ехали в карете.
Не скажу, чтобы я был спокоен. Тревога за моего друга, с которым мы были неразлучны во многих делах, копошилась в моей душе.
«Один… едет неизвестно куда… Почему-то меня не берет с собой… А если он попадется в какую-нибудь дьявольскую ловушку?»
Я не удержался, чтобы не высказать своих опасений.
— Брось, доктор!.. Брось хныкать! Все обойдется. Бог даст, благополучно.
Мы проехали массу улиц, и наконец карета замедлила ход.
— Слушай, кучер, — кстати, это ведь Х., — подвезет меня к подъезду этого вот дома. Лишь только я скроюсь в подъезде, Х. поедет дальше, и вы остановитесь вот на том углу. Оттуда — ваш наблюдательный пост. Понял?
Я утвердительно кивнул.
Карета подъехала к красивому темному особняку.
Путилин быстро выскочил из кареты и постучался в дверь особняка.
Прошло несколько секунд.
— Je prends mon bien… — донесся до меня его внятно- уверенный голос.
Дверь распахнулась, и он скрылся в подъезде.
Адамов клуб. Двойник барона Ш.
Массивная дубовая дверь захлопнулась за Путилиным.
Он очутился в великолепной прихожей — вестибюле из мрамора «дикого» цвета, украшенном высокими темно-бронзовыми канделябрами.
Путилин небрежно сбросил на руки открывшему ему дверь человеку в синем камзоле и белых гамашах свою шубу. На лице того отразилось сильнейшее удивление.
— Так рано сегодня, господин барон? — проговорил таинственный прислужник таинственного помещения.
— Еще из наших никого нет? — процедил сквозь зубы Путилин.
— Никого… — ответил синий камзол.
— Теперь слушайте меня, любезный, — протягивая ему крупную ассигнацию, сказал Путилин. — Кто бы ни приехал, вы не должны никому говорить ни слова, что я уже в клубе. Понятно? Никому!
— Слушаюсь, господин барон… Покорнейше вас благодарю.
Путилин стал подниматься по отлогой, широкой мраморной лестнице.
Помещение, однако, у них комфортабельное… Сейчас видно, что имеешь дело с аристократами… — прошептал светило русского сыска, иронически усмехаясь. Стены всюду были расписаны искусной живописью, но какого-то странного характера.
Особенно бросался в глаза огромный плафон-картина декоративного письма, находящийся на стене первого зала, как раз против лестницы.
— «Гибель Содома», — прочел Путилин крупную надпись над плафоном.
На нем, на первом плане, была изображена фигура красивой женщины, заломившей в отчаянии руки. А там, далее, шла возмутительная оргия, приведшая библейский город к страшному концу — «огненному дождю». Завеса стыдливости была сорвана с самых интимных сторон содомского греха. Впечатление получалось поистине отвратительное для всякого неизвращенного человека.
Облако изумления отразилось на лице Путилина.
«Как же это совместить?» — пронеслось у него в голове.
Залы были прибраны, но пока безлюдны. Путилин с интересом осматривался по сторонам. Над некоторыми комнатами красовались надписи вроде, например, следующих: «Чистилище», «Преддверие к блаженству», «Месса Содома», «Бассейн живой воды» и т. п.
В некоторых местах ему бросилась в глаза одна и та же надпись:
«Не поддавайтесь соблазну женщины, ибо через женщину мир потерял райское блаженство».
В глубокой задумчивости присел Путилин на один из золоченых стульев гостиной, откуда ему были видны анфилады комнат и вход в них с лестницы.
