— Это ты правильно! — самодовольно хлопнул себя по животу сибирский миллионер-Путилин.
Перед ним несколько высокомерно, но вместе с тем и предупредительно любезно стоял, слегка склонив голову, «граф Тышкевич».
— Граф Конрад Тышкевич.
— А я-с, ваше сиятельство, Рухлов. Рухлов Степан Федулыч, сибирский золотопромышленник.
Оба обменялись рукопожатиями.
— Считаю за удовольствие сделать знакомство с вами, — учтиво произнес «граф» польским оборотом речи.
Концы губ Путилина дрогнули от еле заметной усмешки.
— Весьма-с польщен и я! — ответил гениальный сыщик.
Путилин представил и меня.
Польский магнат осчастливил меня благосклонным взором.
— Приятно-с.
— Господа, все готово. Если угодно, можете приступить к игре, — низко склонился старый еврей.
— Что же, побалуемся! — крякнул Путилин. — А, граф? Идет?
— С величайшим удовольствием. А кто же еще играть будет?
— Вы, я, мой управляющий. А его, кстати, ха-ха-ха! надо бы пощипать! Скуп ты больно, Иван Николаевич! Порастряси, порастряси десяточек тысчонок, не убудет! А то неравно еще мой прииск у меня же купишь!
«Граф Тышкевич» уже гораздо приветливее и нежнее поглядел на меня.
— А еще кто? — спросил великий шулер.
— Да вот милый сей пан Выбрановский. Он поменьше, мы побольше подсыпем! А заодно, пан, ты уж помоги мне играть и насчет, значит, денежных расчетов имей за меня наблюдение. Не люблю я, признаться, этой путолки! У меня в Иркутске, при моей особе всегда состоит адъютант, когда я играю, ха-ха-ха!
Громовой хохот сибирского миллионера опять заставил вздрогнуть многих игроков.
— «Эк, как его пробирает! — раздался откуда-то недовольный возглас.
— Во что?
— Это играть-то будем?
— Да-с, monsieur Рухлов, — ответил польский магнат.
— А по мне все едино, лишь бы весело было. Что ж, из уважения к Польше и к вам, ваше сиятельство, может, перекинемся в банк.
— Отлично, отлично, — потер руки граф.
Путилин сел напротив него, я — против Статковского.
— Ну что, трусишь, Иван Николаевич? — обратился ко мне Путилин. У меня чуть не сорвалось с уст: «Иван Дмитриевич!» Великий боже, что наделал бы я! А трусить я, действительно, трусил: парик мой, положительно, не давал мне покоя.
— Ну, кто-то кого! — стукнул Путилин ладонью по столу и вынул чудовищно толстый бумажник.
Шах и мат. На волосок от смерти
Граф взял в руки нераспечатанную колоду карт.
— Какие у вас, ваше сиятельство, прекрасные кольца! — воскликнул сибирский миллионер — Путилин.
Граф нервно улыбнулся.
— Да недурные, господин Рухлов. А какие же вам особенно нравятся из них?
— Вот эти: изумруд-кабошон и опал с бриллиантами. Эх, сибиряк я, знаю толк в камнях! Чудесные камни, отменная игра!
Графа передернуло.
— Так… так кто же заложит банк? — обратился он к Путилину.
— У нас в Иркутске на этот счет существует такое правило: у кого из играющих туз бубен — тому и метать.
— Отлично.
Поддельный граф, великий шулер, с треском распечатал колоду.
— Проверим, правильная ли колода, все ли карты?
— Так ведь она запечатанная, новая! — притворно наивно воскликнул Путилин.
— Мало ли что бывает… Случается, что и в запечатанной не все обстоит благополучно. Лишняя попадется или недохватка, — любезно пояснил граф Тышкевич. Он, держа карты рубашкой книзу, быстро, ловко стал их пересчитывать.
Я заметил, что Путилин и Статковский, в особенности последний, не спускают взгляда с его рук.
— Так, все правильно. Ну, теперь кому придется туз бубен?
Граф начал сдавать карты. Туз бубен пришелся ему.
— Ловко! Везет вам напередки, ваше сиятельство, — усмехнулся Путилин.
— Ну, знаете, заложить банк — еще не значит выиграть.
— Это вы верно! А как примерно, сколько в банке будет?
Граф Тышкевич на секунду задумался. Затем, вынув из бокового кармана пачку крупных депозиток, он с горделивым апломбом бросил:
— Тридцать тысяч!
— Только-то? — пробурчал с легкой насмешкой Путилин. — У нас в Иркутске крупнее закладывают.
Граф вспыхнул.
— Если угодно, я могу добавить еще, — и бросил на стол вторую пачку. — Ровно пятьдесят.
Игра началась.
— Карту, тысяча! — объявил Путилин.
— Ого, что так мало? — усмехнулся в свою очередь граф.
— А у меня, видите ли, ваше сиятельство, правило такое: пять раз подряд я ставлю по тысяче, а потом — по банку. Меня так уж и знают в Иркутске.
— Дана! — любезно улыбнулся великий шулер.
Пан Выбрановский, сиречь Статковский, не сводил пристального взора с рук графа.
— Еще угодно получить тысячу? — спросил тот.
Путилин посмотрел на Статковского.
— Как думаешь, пан Выбрановский? — Статковский, я это заметил, схватился за галстук и поправил его.
— Поставить нечто побольше? А? На твое счастье?
— Как угодно ясновельможному пану Рухлову. Вместо тысячи отчего не взять две, если улыбнется счастье…
Граф выжидательно глядел на сибирского миллионера.
— Ну, так вот что: по банку! — вдруг грянул Путилин.
Великий шулер, застигнутый врасплох, вздрогнул и побледнел.
— А ваше… правило пять раз по тысяче? — пролепетал он.
— Передумал. Прошу метать.
Последний раз задрожала колода в руках мошенника.
Путилин положил руку с толстым, раскрытым бумажником на две пачки банка. Я затаил дыхание.
— Дана! — крикнул Статковский.
Путилин моментально придвинул к себе деньги.
Лицо графа Тышкевича стало белее мела.
Недоумение, бешенство, испуг отразились на нем. Он силился улыбнуться, чтобы замаскировать свое страшное волнение, но из этого ничего не выходило.
— Простите, ваше сиятельство, сорвал! Сам не думал. Ожидал отдать, — насмешливо проговорил Путилин.
— Что делать… ваше счастье, — хрипло вырвалось у шулера. Он встал. — Виноват, на одну секунду я вас покину.
— Пожалуйста, пожалуйста, — усмехнулся Путилин.
Граф Тышкевич-Прженецкий поймал Гилевича в передней.
— Кто эти люди, с которыми ты, старый пес, меня усадил? — бешеным, свистящим шепотом начал он, хватая еврея рукой за грудь.
