— Так точно, Иван Васильевич.
— Спит, верно. Побудить?
— Да стоит ли? Багажу с ним мало… Чемоданчик ручной.
— Ну, так успеет. А, признаться, на чай хорошо получал?
Кондуктор хихикнул.
— Перепало малость. Дозвольте вас, по прибытии, чайком угостить, Иван Васильевич.
— Ладно… что же — это можно, — довольно улыбнулся упитанный обер-кондуктор.
Вот уже и Петербург.
Гремя, хрипло дыша, вошел под навес вокзала поезд.
Началось то бешеное движение, та глупая, противная суета, какая всегда бывает при прибытии дальнего поезда.
— Ваше сиятельство! — уже громко, сильно постучался кондуктор в запертое купе. Ни звука оттуда, ни шороха.
Какой-то непонятный страх заполз в душу кондуктора.
— Что бы такое это могло означать?
Он бросился из вагона, с трудом протискиваясь среди массы выходивших пассажиров.
— Ну? — спросил его обер-кондуктор.
— Молчит, не отвечает…
Окно было плотно задернуто синей шелковой занавеской.
— Отпереть своим ключом! — решил кондуктор.
«А что если да случай какой необыкновенный?» — вдруг ожгла мысль бравого обер-кондуктора.
— Постой, Харченко, я на всякий случай жандарма приглашу. Все лучше при нем.
Вагон опустел. Зато теперь в нем стали толпиться иные «пассажиры»: дежурный по станции, жандармский наряд во главе с ротмистром, начальник станции, многие из кондукторской бригады.
— Отворяйте! — отдал приказ ротмистр обер-кондуктору. Тот всунул свой прямой железнодорожный ключ в отверстие замка, но, как он ни старался, дверь не открывалась.
— Что это, замок испорчен?
— Не должно, господин ротмистр. Все замки в исправности.
— Тогда… тогда ломайте дверь!
Появился вокзальный мастер-слесарь.
Все были взволнованы, сами не зная, почему. На лицах читались растерянность, недоумение и затаенный страх.
— Да, может быть, купе свободно, в нем никого нет? — высказал свое предположение начальник станции.
— Пассажир был заметный… Не видели, чтоб он выходил. А билет у него был до Петербурга.
Дверь открылась.
Первым устремился в купе жандармский ротмистр и в ту же секунду раздался его взволнованный, испуганный возглас:
— Преступление! Убийство! Пассажир убит!
Тяжелое, мрачное зрелище открылось глазам присутствующих.
В купе, где сильно пахло сигарами и духами, на бархатном диване, запрокинув голову на его спинку, полусидел-полулежал молодой, отлично одетый господин. Он был мертв.
— Что же это, как же вы не досмотрели? — напустился ротмистр на поездную бригаду. — У вас под носом человека убивают, а вы ничего не видите, не слышите?
Те были белее полотна.
— Ничего-с не было видно подозрительного. Ничего не было слышно.
— Вагон отцепить! Сейчас же на запасной путь! Два жандарма останутся караулить помещение вагона, а я дам знать властям!
Распоряжается жандармский чин, а сам — сильно взволнован.
Путилин в таинственном купе. «Незримый знак»
Вот уже полчаса, как в купе со страшным пассажиром находятся представители судебно-полицейской власти. Тут и товарищ прокурора, и судебный следователь по важнейшим делам, и врачи (в том числе и я). Тут и Путилин, прибывший, по обыкновению, первым.
Судебный следователь ведет допрос кондукторской бригады.
— Откуда следовал убитый пассажир?
— Они-с сели на станции Вильно.
— В то время, когда занял в этом купе место убитый, оно (купе) было пусто или в нем находились еще пассажиры?
— Оно было пусто, Геннадий Николаевич, — ответил за кондуктора Путилин.
Следователь удивился.
— А вы откуда же это знаете, дорогой Иван Дмитриевич?
Путилин усмехнулся.
— Так ведь я уже осмотрел купе.
— Ну и что же из этого? — скривился следователь.
— А то, что отделение это — для курящих. Надо предположить, что если бы здесь находился какой-нибудь еще курящий пассажир, то были бы налицо и окурки. А между тем в стенной пепельнице только однородные окурки сигар.
— А разве вы убедились, ваше превосходительство, что окурки сигар — одинаковые?
— Да. В кармане убитого такие же сигары.
Прокурор и жандармский — уже не ротмистр, а полковник с любопытством следили за словесным турниром следователя и Путилина. Ни для кого не было тайной, что знаменитый начальник сыскной полиции любил «резать» судебных следователей.
— Позвольте, но разве нельзя предположить, что в купе для курящих мог сесть пассажир некурящий? А если в вагоне для некурящих не было мест?
Следователь самодовольно поглядел на Путилина.
— Это могло бы случиться, но не случилось потому, как я уже узнал, в вагоне первого класса для некурящих было много свободных мест.
Следователь продолжал скучный, неинтересный допрос.
Путилин зорким, орлиным взором осматривал каждую мелочь. Он тщательно оглядел все вещи убитого, его самого.
— Когда, по-вашему, господа, был убит этот несчастный?
Мой коллега, обменявшись со мной соображениями, ответил моему великому другу:
— Часа три тому назад.
— Гм… значит, это было часов в пять-шесть утра. Время выбрано удачное. Все спят.
Путилин вынул свою записную книжку, что-то поглядел в ней и отметил.
— Не находите ли вы странным позу убитого? — продолжал он.
— Да, действительно…
— Удар был нанесен внезапно, неожиданно?
— Да.
— А скажите, в каком состоянии находился убитый — в состоянии бодрствования или сна?
— Это трудно определить.
— А может быть и под наркозом? — быстро бросил он нам и повернулся к следователю.
— Вы, простите, что я перервал ваш допрос.
— Помилуйте, Иван Дмитриевич! Мы все можем только радоваться этому.
Путилин опять погрузился в свои изыскания.
По своему обыкновению он что-то все тихо бормотал сам про себя. Вдруг он громко вскрикнул.
Мы все вздрогнули и как один человек обернулись к гениальному сыщику. Лицо его бледно, но какая-то радость сверкала в его умных, выразительных глазах.
— Что с вами?! Что случилось?! — в один голос спросили мы.
— Я вижу убийцу! — ответил Путилин.
