Отец получил новое назначение – начальником порта в бухту Провидения на Чукотке. Он должен был ещё завершить работу в Мурманске, а мама, бабушка и мы с сестрёнкой начали перебираться в Москву…
Так что с середины 6-го класса и до окончания 7-го я училась уже в московских школах. Сначала на Бутырской. А когда мы переехали на Суворовский бульвар, я пошла в школу № 91 на улице Воровского (это та, что нынче опять Поварская!). Школа была с математическим уклоном, и это, конечно, стало бы для меня катастрофой, но…
Судьба моя сделала резкий поворот – я поступила в цирковое училище. И детство закончилось. Началась взрослая, трудная, но необыкновенно интересная жизнь…
Как это произошло? Опять мне придётся возвращаться в своём повествовании назад…
Но пока я не перешла к следующей теме, хочу рассказать о том, как однажды, где-то на гастролях, ко мне за кулисы зашла женщина и показала мне фотографию того самого моего класса, который так безжалостно со мной обошёлся, и я на этой фотографии, и все улыбаются…
И она стала мне напоминать, как во время какого-то праздника все веселились и как танцевала моя мама – «такая красивая»!.. Я совершенно не вспомнила этот праздник, но просто, как кровь горлом, поднялась та моя боль, о которой я уже забыла, казалось…
Мне не хватило мудрости и смирения. И я так и сказала этой моей однокласснице: «А вы помните, как я плакала в трубку, а вы от этого становились ещё злее?..» Она сначала растерялась, а потом ответила, что да, что-то припоминает. А то она «всё думала», куда же я «потом исчезла?»…
То есть мои бывшие одноклассники мой уход из класса и из школы даже и не увязали с тем, запомнившимся мне на всю жизнь, детским потрясением!.. С той моей отчаянной болью! С тем, что меня несправедливо обидели!..
У-ди-ви-тель-но!!!
Мечта о пианино
Итак, тщетны были надежды родителей, что я буду врачом – я мечтала стать пианисткой. Конечно, это было в генах – бабушка прекрасно играла на пианино, и вся её ленинградская родня была очень музыкальной: в доме постоянно крутились пластинки классической музыки, а родственники с упоением подпевали арии…
Но самое главное – в одной из комнат огромной ленинградской квартиры на Васильевском острове стоял старинный рояль, в который я влюбилась так, как умею влюбляться только я – моментально и безоговорочно. И стала мечтать о том, как я буду играть на этом волшебном инструменте (по-настоящему, а не «Чижик-пыжик», которому научила меня моя 9-летняя тётя Ира). Загвоздка была в малом – в Москве у нас не было пианино, и не могло быть по целому ряду причин – например, потому что денег на покупку инструмента у нас не было. Жалко, конечно, но я понимала ситуацию – не канючила, не просила… Я просто нарисовала клавиши на бумаге и самозабвенно «играла». Тогда мне купили «сольфеджио», а там был целый разворот «нотного стана». Я играла на нём!..
В конце концов меня повезли поступать в музыкальную школу на Лесной улице (недалеко от Новослободской – теперь это Долгоруковская улица). Бабушка и тётя Зина (наша родственница) разучили со мной песню из репертуара Лемешева, которого тётя Зина обожала:
Светит солнышко на небе ясное,
Цветут сады, шумят поля.
Россия вольная, страна прекрасная,
Советский край – моя земля…
Не самая простая в вокальном плане песня. А если учесть мою патологическую застенчивость и робость, то нетрудно понять, почему на экзамене, когда проверяли слух, я запела шёпотом. «Погромче, пожалуйста!» – просят члены приёмной комиссии, но я «пою» ещё тише… Не помню, с какой попытки слабое подобие звука прорезалось, но и этого было достаточно для того, чтобы мне «поставили диагноз» – абсолютный слух и предложили мне учиться по классу скрипки.
Какая скрипка, когда я мечтаю играть на пианино?!! В конце концов (и уже не в этот день) принято решение в мою пользу: меня принимают в музыкальную школу на обучение «по классу фортепиано»! О, счастье! Ура-ура-ура!!!
Но пианино-то у нас дома нет!..
В результате три раза в неделю бабушка возит меня на Хуторскую улицу, к друзьям семьи, Свешниковым, чтобы в течение полутора счастливых часов я могла играть гаммы, этюды, упражнения, пьески на их инструменте…
И три раза в неделю я вместе с бабушкой на троллейбусе езжу на Лесную. Там находится музыкальная школа, в которой я успешно учусь и где, конечно, даже не подозревают, что у нас дома нет инструмента. Я приезжаю на уроки всегда хорошо подготовленная…
Сама по себе поездка на троллейбусе для меня была зверским испытанием – я уже рассказывала, что в транспорте меня сразу укачивало, а до школы нужно было проехать семь остановок… Иногда приходилось выходить, чтобы не опозориться, и продышаться… Троллейбусы ходили не так уж часто (но всё-таки, наверное, почаще, чем сейчас!), поэтому приходили переполненными… Бабушка была трепетная и суетливая и всегда боялась опоздать, как будто этот троллейбус – последний…
Помню, мы с ней бежим к только что подошедшему троллейбусу, и понятно, что места в нём уже нет, даже на подножке, но бабушка всё равно подсаживает меня. Я тяну руки, чтобы за что-нибудь или за кого-нибудь зацепиться. Но тут водитель захлопывает двери, и троллейбус трогается с места… Я еду с прихлопнутыми руками, а бабушка бежит за троллейбусом с криком: «Немедленно откройте двери! Девочку прищемило!..» Начинают орать и другие пассажиры… «Вожатый удивился – трамвай остановился…» (В нашем случае – троллейбус…) Двери раскрылись…
В музыкальную школу «после такого потрясения» бабушка меня уже не повезла. Мы перешли на другую сторону улицы и вернулись домой. Трагическим голосом бабушка рассказывала ахающей маме «этот ужасный случай». И хотя мои прихлопнутые руки ни капельки не болели – резиновая прокладка троллейбусных дверей замечательно самортизировала, – меня заставили, «чтобы не было синяков после ушиба», на собственные руки пописать… Я попыталась воспротивиться, но мама и бабушка были так взволнованы и возбуждены, что я, как послушный ребёнок, сдалась…
Несмотря на все тяготы, связанные с дорогой, занятия музыкой стали для меня настоящим счастьем. Бабушка очень помогала мне – и разбирать произведения, которые мне приходилось играть, и одолевать сложности сольфеджио…
Когда, уже в Мурманске, у нас наконец появилось в доме моё любимое чёрное пианино «Красный Октябрь», не только я терзала его своими бесконечными гаммами, этюдами Гедике и Черни, – из комнаты, где оно стояло, часто доносилась музыка Шумана, Бетховена, вальсы Шопена в прекрасном исполнении бабушки.
Часто приходила Назо Качарава, жена папиного друга, капитана Анатолия Качарава. Они «музицировали» вместе: бабушка аккомпанировала, а Назо (или, как с лёгкой руки моей сестрички, все звали её «Назоня») пела низким грудным голосом с сильным грузинским акцентом: «Ми толко знакоми… Как странно…»
Моё любимое пианино было членом нашей семьи. Оно переезжало из города в город, из квартиры на квартиру вместе с нами…
