А память крепко хранит всё, что у меня связано с этим удивительным, талантливым человеком – с того времени, когда мы, дети, стояли в проходах цирка и ловили каждый жест, каждую новую интонацию – клоунов, творящих на арене. Не каждому даётся удивительный дар – умение импровизировать, изобретать новые пристройки, шутки, оценки поведения партнёра и реакции зрительного зала, который был их главным собеседником. Вот это своё состояние – восхищения от того, что чудо рождается у тебя на глазах, – помню так, как будто всё это было только вчера…
Судьбе было угодно, чтобы мы вновь встретились с Юрием Владимировичем – на этот раз не на арене, а на съёмочной площадке «Кавказской пленницы».
В цирке (да и не только в цирке!) ходит легенда, что именно Никулин посоветовал Гайдаю снимать в кино цирковую гимнастку Наташу Варлей. Это не имеет никакого отношения к действительности…
Но какое это имеет значение! Юрий Владимирович сыграл в моей жизни огромную роль! И я, которая всегда смотрела на него снизу вверх, преклоняясь перед никулинским талантом и человеческими качествами, смогла стать его партнёршей по кино!..
Дорогой Юрий Владимирович! Мой добрый, умный, чуткий и тактичный партнёр по экрану! Как же вы помогали мне обрести веру в себя на съёмочной площадке. Сколько внимания, доброты и терпения было у Гайдая, у вас и других моих замечательных партнёров!
А как Юрий Владимирович умел шуткой, анекдотом разрядить атмосферу, когда она вдруг «накалялась» во время съёмок!..
Он гениально рассказывал анекдоты – абсолютно ничего «не играя», не раскрашивая, даже как-то индифферентно, без интонаций, – но так точно донося суть и юмор, что любой анекдот становился у него маленьким произведением искусства и вызывал гомерический хохот. Любой!!!
Я хорошо помню, как смотрела по телевизору «целевой» концерт. Праздновал какую-то свою дату то ли крупный банк, то ли ещё какая-то «крутая» организация. За столиками сидела «шикарная публика», а на сцену выходили артисты и эту публику развлекали, кто как мог… Это было году в 94-м, то есть в самые «лихие 90-е»…
И вот вышел Юрий Владимирович. Он был уже старый, седой и располневший. В «капитанской» фуражке, в которой он вёл телепередачу «Белый попугай», где артисты, писатели и другие известные люди рассказывали анекдоты. Публика оживилась, захлопала. Никулин подошёл к краю сцены и рассказал… ужасно пошлый анекдот. При этом на лице его – полное отсутствие мимики…
После анекдота воцарилась тишина. Публика смотрит на Никулина. Никулин – как бы «без выражения» – на публику. Секунд через десять грохнул смех. Все хохотали и не могли остановиться, наверное, минуты две!..
А как он пел – своим хрипловатым, тихим, далеко не «вокальным» голосом! Мне посчастливилось в наших общих посиделках слышать, как он, аккомпанируя себе на гитаре (тоже далёкой от гавайской!), задушевно поёт свои любимые песни: «По Смоленской дороге – снега, снега, снега…», «Королева Непала – Раджна-Раджмия-Лакшми…», «С моим Серёгой мы шагаем по Петровке…». В его репертуаре было много песен Окуджавы…
Большой артист обладает не только искренностью, но и детской наивностью и открытостью. Эта открытость и доброта Юрия Владимировича располагала и притягивала к себе. Хотя, конечно же, в жизни он был намного серьёзнее и глубже, чем его экранные и цирковые персонажи…
Я видела, как ему бывает неприятно, когда после обрушившейся на него невероятной популярности на улице в него тычут пальцем и вообще относятся как-то «зоологически», бесцеремонно рассматривая его и обсуждая вслух свои впечатления. Но он находил верный тон общения и умел повести себя так, что даже «поставленный на место» невежа не чувствовал себя обиженным, а соглашался…
Когда мы наконец встретились после большого перерыва в общении на двадцатипятилетии фильма в Петербурге, это была удивительная встреча.
Через двадцать пять лет стало понятно, что картина актуальна и любима и ей предстоит ещё долгая жизнь. И – как ни странно – стёрлась возрастная и профессиональная дистанция. Встретились люди состоявшиеся и зрелые. Нам было чем поделиться, чем гордиться.
На двадцатипятилетии картины с нами не было только Фрунзика Мкртчяна. На тридцатилетии – уже и Леонида Иовича Гайдая, и Саши Демьяненко, и Евгения Александровича Моргунова…
На юбилейный вечер в Доме Ханжонкова в Москве собралось много народа. Приехал и Юрий Владимирович. Шутил. Зал, как всегда, восторженно его принимал…
А в марте в «Метрополе» проходила церемония награждения и чествование победителей премии «Лица года». Меня попросили приехать, чтобы поздравить и поприветствовать моего дорогого партнёра. Юрий Владимирович сильно прихварывал и лежал у себя на даче, но его очень просили, и он пообещал!.. И приехал!..
Я вообще подозреваю, что он не в силах бывал отказаться, когда его просили, поэтому он постоянно появлялся на всевозможных акциях, презентациях, заседаниях, в концертах и телевизионных передачах. Он был любим, и его хотели видеть все и везде!..
Но здесь был немалый повод – ведь он недавно отметил своё семидесятипятилетие, и теперь его награждали премией «Лица года»…
Меня, как назло, скрутила боль в позвоночнике настолько, что я не могла встать. Но не приехать я не могла!..
«Добрые» журналисты напугали мою маму, когда она прочитала заметку о том, что «на церемонию открытия Наталью Варлей буквально внесли на руках – у неё тяжёлая травма позвоночника…». Конечно, враньё – я вошла на своих двоих и старалась «держать фасон». Я поздравила Юрия Владимировича, и мы с ним вдвоём спели «Где-то на белом свете…». Мы расцеловались. Никулин выглядел очень растроганным. А у меня сжалось сердце: я внезапно поняла, как он постарел…
Это был последний раз, когда мы виделись. Перезванивались. А в последний раз его голос я слышала по телефону 23 июля. Мне нужен был его совет, и я набрала его номер. Мы поговорили. Но голос Юрия Владимировича был очень грустным. Я спросила, что случилось, и он ответил, что ложится на операцию и что «ужасно не хочется». Сейчас в передачах говорят, что у него не было предчувствия. Это не так. Он мне сам сказал, что боится. Значит, было…
Я долго не могла осознать, что Юрия Владимировича нет. Не понимала, как это может быть, хотя была на похоронах и бросила на его гроб комочек земли…
Когда я увидела посреди манежа того самого цирка на Цветном утопающий в цветах гроб, а высоко над форгангом портрет Никулина – не парадный, молодой, как это часто бывает на похоронах, а совсем недавний – добрый, усталый и немного печальный взгляд, – я уже не могла сдержать слёз…
Толпы людей три дня подряд, не переставая, шли и шли в цирк на Цветном бульваре – его дом, его детище, которое он успел реконструировать. Всех объединяло общее горе…
Когда гроб с телом Юрия Владимировича выносили из цирка, раздались аплодисменты – так провожают в последний путь артистов. А над Цветным бульваром и над Москвой полетел вой сирен карет «Скорой помощи» – так медики прощались со своим любимым артистом, любимым клоуном. И вдоль всего пути траурной процессии – от цирка, по Садовому кольцу, до Новодевичьего кладбища – стояли толпы людей, все окна были открыты, и там, и на балконах – всюду стояли те, кто прощался с Никулиным. Машины сигналили вслед процессии.
