Но все усилия насмарку, когда со двора на сцену врывается с радостным лаем собачка Тяпа, которая начинает носиться по сцене. Зрительный зал, тоже изнывающий от жары, оживляется. Фердинанд и Миледи «незаметно» пытаются Тяпу прогнать со сцены, но та, думая, что с ней играют, носится ещё веселее. Наконец кашляющий Фердинанд удаляется за кулисы, но на его место выбегает рабочий сцены, который пытается юркую собачонку поймать. «Миледи» истерически хохочет, утираясь платочком. Зал радуется! Наконец рабочий с собачкой убегают. А Миледи по сюжету кричит гофмаршалу (артисту Белановскому), который в это время появляется по сюжету: «Подайте лошадей! Где мои лошади?!», на что тот отвечает неожиданным вопросом: «Какие лошади, МЕНГЛЕДИ?»
«Менгледи – Миледи» – Менглет со стоном уползает за кулисы, где все от смеха «в лёжку» от оговорок и накладок. И этот «снежный ком» всё растёт.
Но спектакль продолжается!!! И вот уже финальная картина: Луиза, отравленная возлюбленным по наговору злодеев и интриганов, наконец раскрывает Фердинанду глаза на правду, и тот, потрясённый, держит её в объятиях и, понимая, что она сейчас умрёт, умоляет: «Помедли! Помедли…» Оба стоят на коленях. И Луиза (я то есть) говорит свои последние трогательные слова «слабеющим голосом»: «Я так люблю тебя, ПЕРДИНАНД…» И умирает. Оставив бедного «Пердинанда» справляться с душащим его смехом…
Чувствую, что Володя Коренев, пытаясь преодолеть «раскол», весь вибрирует, и я понимаю, чего ему стоит не расхохотаться. «Её душа уже там!..» – говорит Коренев и «бережно» кладёт меня, почему-то лицом в пол…
Театр старый. Пол на сцене содрогается от шагов Президента (его играет старожил театра, артист Салант). Моя бедная щека бьётся о немытые доски. Я думаю: «Ох, скорей бы занавес!»
Последние слова Президента. Спектакль наконец завершается. Занавес!!!
Но вдруг, когда он опускается, выясняется, что моя верхняя половина оказалась на сцене, а нижняя осталась в зрительном зале: занавес «перебил» меня пополам. Фердинанд берёт меня под мышки и волоком втаскивает внутрь. Зрители в полном восторге!!! Нежданно-негаданно вместо высокой трагедии мы сыграли для них весёленькую комедию. Все наши слёзы и «страсти в клочья» перечеркнула собачка Тяпа…
Саша Вампилов
«Прощание в июне»… И в августе
В апреле 1972 года в театре вывесили распределение ролей в спектакле «Прощание в июне» по пьесе Александра Вампилова. Постановку должен был осуществить Александр Георгиевич Товстоногов, сын Георгия Товстоногова, главного режиссёра ленинградского БДТ, театра, который стал одним из лучших в мире с приходом туда Георгия Александровича. Имя его сына, Александра Георгиевича, тоже успело уже прогреметь в Москве после выхода поставленного им мюзикла «Три мушкетёра» в ТЮЗе.
А вот имя Александра Вампилова, молодого иркутского драматурга, выпускника Литературного института (точнее, Высших литературных курсов при Литинституте) – было ещё не известно почти никому. На читку пьесы Александр Валентинович специально прилетел в Москву и читал её сам.
Не могу сказать, что все пришли в восторг после прочтения пьесы – некоторым она даже показалась поверхностной и надуманной. Но – начались репетиции, и стало понятно, что драматургия Вампилова – айсберг. И чем дальше мы продвигались в репетициях, тем глубже и сложнее раскрывалось для нас то, что заложено было автором.
Не люблю сравнений и параллелей, но лёгкость пера и глубина мысли у Саши Вампилова была сродни пушкинской или есенинской…
Назвала его «Саша» не из фамильярности, а потому что мы все так его звали – он сам просил. Да и был он человеком молодым – тридцать четыре года. Внешне похожим на красивого японца, но при этом – кудрявый. Спокойный, интеллигентный. На читке он вёл себя очень скромно, даже застенчиво – может, потому что читал пьесу в столичном театре.
На роль студента Колесова был назначен Эммануил Виторган. Я получила главную женскую роль Тани.
Не могу сказать, что репетировалось легко – со времени рождения Васеньки прошло всего три месяца, и я ещё не успела вернуться в привычную для себя форму. Во время беременности я поправилась на 23 кг. Правда, за три месяца сбросила шестнадцать. Но всё равно при моём маленьком росте «лишнее» мешало мне самой. Хотя, думаю, для окружающих визуально я выглядела абсолютно нормально, но я, переживая отсутствие идеальной цирковой фигуры, испытывала дополнительную неуверенность. Тем более понимая, что «скрытых претенденток» на роль Тани предостаточно, и стоит мне споткнуться, моё место тут же займут.
Я уже рассказывала о том, что почувствовала, как моему приходу в театр, мягко говоря, не очень рады, когда меня представляли на сборе труппы. В общем-то, дело не во мне – просто в театр Станиславского около пятнадцати лет «не пускали» ни одну молодую актрису, ссылаясь на то, что в труппе «полный комплект» – есть кому играть молодых героинь. Хотя «молодые героини» театра переступили уже тридцатилетний рубеж, но… «Это же театр, а не кино!» – говорили противники, а точнее, противницы пополнения труппы молодёжью. К тому же и мне было не восемнадцать, а двадцать три, поэтому «тоже не такая уж и молоденькая!». Да ещё известная актриса.
Так что правильность назначения на роль Тани подвергалась с самого начала сомнению: «Что, в театре больше некому сыграть?!» – звучали голоса недовольных.
Как, впрочем, подвергались сомнениям назначения «артистки Варлей» и на другие роли – в спектаклях, как предшествующих «Прощанию в июне», так и последующих. Потом недовольство тем, что у меня «опять главная роль», стало сопровождаться слухами о «романах» хитрой артистки с постановщиками спектаклей. Просто – вот столько, сколько спектаклей у меня в театре было, столько и романов. А поскольку за месяц, как однажды точно подметил Пётр Штейн, очередной режиссёр очередного спектакля, я успевала сыграть «весь мировой репертуар – от Шекспира до Бокарева», – то и разговоры были соответствующие.
Единственный раз, когда в театр на постановку «Теней» Салтыкова-Щедрина пришла великая Мария Осиповна Кнебель, ученица Станиславского, и на худсовете со всей определённостью сказала, что «в роли Софьи не видит никого, кроме Натальи Варлей», – злопыхателям нечем было крыть. И ведь даже ничего не придумаешь – Марии Осиповне было за восемьдесят!..
В общем, «Тани» театра выстроились в тайную очередь и ждали моего провала. И, на их взгляд, дождались…
«Прощание в июне» мы начали репетировать в Москве, продолжили на гастролях в Красноярске. Там же и выпускали.
На красноярскую премьеру прилетел из Иркутска Александр Вампилов.
Я не помню, как я играла, настолько волновалась. Но помню, как на сцене у меня всё время было неодолимое желание скрыть, какая я толстая. Костюмы нам ещё не сшили, и на мне была совершенно неподходящая замшевая юбка «из подбора», которая никак меня не красила. Я ходила по сцене слегка бочком – как краб, полагая, что так «немножко спрячу свои недостатки».
Вот потом и за эту замечательную походку мне тоже досталось на обсуждении спектакля худсоветом театра. Дальше – больше. Пламенную речь произнёс один уважаемый артист, который искренне считал, что роль Тани должна сыграть его супруга. И он завершил своё выступление словами о том, что, «если мы не хотим, чтобы роль главной героини была завалена, нужно срочно заменить Варлей на другую исполнительницу»! И большинством голосов худсовет решил меня с этой роли снять…
