Неделю советского кино мы провели во всех отношениях замечательно. Встречались с ланкийцами на самых разных уровнях. Зажигали «Золотого петуха» – символ дружбы. Нас возили на чайные плантации высоко в горы, и мы увезли с Цейлона огромные мешки подаренного нам прекраснейшего чая. Мы присутствовали на грандиозном празднике Выноса Зуба Будды. И хотя праздник буддистский, в нём участвовали представители всех религий – и индуизма, и ламаизма, и других. Все в своих красочных костюмах, со своими песнями и танцами. И во время шествия слонов в нарядных попонах на одном из них везли под бархатным балдахином Зуб Будды… Это незабываемо!..
У меня было ощущение, что я попала в рай на земле. Оно возникло, когда нашу делегацию – Витаутаса Жалакявичуса, литовского кинорежиссёра, Алёну Чухрай, актрису, и меня – привезли в первый раз на берег океана…
Нежный светло-бежевый песок, изумрудный океан, над которым склонились под углом высоченные пальмы, синее без единого облачка небо – всё это казалось нереальным. И вот мы бежим с Алёнкой по этому мягкому, горячему песку, вбегаем в тёплый океан и безостановочно кричим, две взрослые дурочки: «За что?!!» От счастья…
А ещё я испытала потрясение в местном зоопарке. Мало того что на огромной территории, как на воле, разгуливали экзотические животные и птицы с волшебными опереньями – я наблюдала так похожие на человеческие взаимоотношения в семье гигантских орангутангов.
Посреди большущего вольера возлежала огромная обезьяна-дама и, как истинная женщина, кокетничала с публикой, вернее, «работала на публику», – она принимала разные позы, кривлялась, но чувствовалось, как она сама себе нравится.
А в глубине вольера-клетки у решётки-окна, выходящего на противоположную сторону, сидел спиной к зрителям здоровенный самец-орангутанг. Пока народ хохотал над выходками его «второй половины», он выражал своё полное безразличие к происходящему – именно изображал, потому что спина его была напряжена (я это ощущала актёрским чутьём!). И в какой-то момент он не выдержал, повернул голову, посмотрел на свою даму долгим взглядом, встал, подошёл к ней, размахнулся и… изо всех сил влепил ей ручищей по заднице. Звонкое эхо прокатилось по острову Цейлон!.. Народ ахнул. А какой-то русский мужичок восторженно сказал: «Надо же! Всё как у людей!..»
Обезьяниха моментально подобралась, села «прилично» и перестала кокетничать. А самец меланхолично вернулся к своей решётке, опять сел спиной к публике и продолжил созерцать что-то неведомое и нами не видимое…
Ровно через десять лет мы полетели в Шри-Ланку с Аликом Филозовым. И всю дорогу я ему рассказывала о Цейлоне с восторгом. А когда приземлялись, я, в предвкушении повторения счастья, сказала ему, что сейчас нас будут встречать девушки с гирляндами цветов…
И… ничего этого не было. Перед нами, когда мы вышли на трап, было новое, большое, из стеклобетона, здание аэропорта. Над головами – серое, затянутое тучами небо. Вместо прекрасных девушек нас встретил унылый сотрудник нашего посольства. И сразу же предупредил, что в стране «непорядки», воюют тамилы с сингалами, теракты, взрывы, стрельба и прочее. И велел нам из отеля никуда не выходить…
А выходить-то, в общем, было и некуда. Нас никуда не возили – ни на чайные плантации, ни на праздники – война! Мы вышли на сцену на открытии, участвовали в пресс-конференции, выступили перед нашим посольством…
И только один раз нас вывезли к океану, где мы покатались на слонах и искупались. Я познакомилась с очаровательным крошечным слонёнком, грустные глазки которого запечатлелись у меня в сердце, и я написала про него стихи…
Но солнце так и не выглянуло. Мы в основном сидели в отеле, правда, очень хорошем, плавали в бассейне. Ненадолго вышли, прошлись по набережной, нарушив «посольские запреты». Но это радости не принесло: небо было хмурым, океан – серым, а где-то неподалёку постреливали. И мы вернулись в отель. И за обедом пришли к выводу, что это Бог так наказывает людей за то, что и в раю им не живётся мирно…
Ну вот! Опять я увлеклась и попутно рассказала и про второе путешествие на Цейлон. А история приключилась в первом…
Я всегда очень тосковала по дому, по Москве, по родным, но особенно по Васеньке. Из всех точек земного шара я звонила домой по телефону, во что бы это мне ни обошлось…
В первый же день я пыталась через посольство связаться с Москвой. Но не получилось – не было связи. Всё-таки расстояние. Да и техника была ещё слабой…
Я тосковала и волновалась. А когда легла спать, долго не могла заснуть и всё думала, как там мои…
Ночью я проснулась от того, что… меня звал Вася. Он громко кричал: «Мама!!!» Я села на кровати. И больше не смогла заснуть.
Несколько раз безуспешно пыталась позвонить в Москву, но так и не дозвонилась…
Когда через шесть дней, влетев в квартиру на Дмитровском и расцеловав маму, я первым делом спросила, как Васенька, мама ответила, что всё нормально, здоров. Но что на другой же день после моего отлёта он проснулся утром и сказал: «Адя! А меня сегодня мама звала…» Мама спросила: «Как, Васенька?» А он ответил: «Так тихо-тихо, издалека: „Ва-ся…“».
И всё это время у мамы болела душа за меня. А у меня – за Васю…
А мы просто-напросто позвали друг друга ночью – через огромное расстояние…
Когда я вбежала в комнату, где в кроватке спал сынишка, он проснулся и бросился ко мне. Я крепко прижала к себе родное тельце, а он мне прошептал: «Ты слышишь, как у меня сердце щёлкает?.. Это от любви!..» Васеньке тогда было два года…
Василий
Это только одна из множества историй, в которых удивительным образом проявлялась наша связь. Василий был настоящим моим другом. Всё свободное время, которого у меня было, к сожалению, немного, я старалась проводить вместе с ним. Мы гуляли, очень любили ходить в зоопарк. Ходили в театры, музеи…
Как-то вечером бродили мы с ним по залам музея им. Пушкина. Задержались перед натюрмортами голландцев. Я с умным видом восхищалось тем, как прописана дичь, фрукты… И вдруг шестилетний Василий сказал мне грустно-грустно, глядя на картину: «Наташенька! Если бы ты знала, как есть хочется!..»
Мне стало стыдно, и мы заторопились домой. Кстати, лет до 16 он звал меня Наташей. А потом – как обрезало. И он перестал меня называть хоть как-нибудь. Просто «Привет!» или «Как дела?» – без имени…
Женька, внук, которому исполнилось уже 23 года, тоже с младенчества зовёт меня Наташей. И пока продолжает звать…
А Саня всегда звал и зовёт меня «мама»… Мои дети даже в этом очень разные. Хотя я вижу и сходство, и как они перенимают друг у друга привычки и словечки. И вообще, я воспринимаю их не как двух сыновей и внука, а как трёх сыновей. Между Василием и Саней – разница в двенадцать с половиной лет. Между Саней и Женей – в десять…
Ни разу в жизни я не отдыхала, не ездила в отпуск или в путешествие одна – без детей. Сначала ездила с Васей, потом с Васей и Саней, потом с Саней и Женей…
