Часто меня навещал врач, Василий Горбачёв. Кстати, во время моей операции он ассистировал доктору Фитцеку и накладывал швы – очень удачно, потому что Горбачёв некоторое время после приезда в Германию работал в косметологии, а потому – шов косметический…
Василий приезжал и привозил мне книги, потому что те, которые я захватила с собой, я быстро прочитала.
В этой же клинике в то же время лежал отец Василия, который тоже приехал из Москвы на операцию, только на сердце – если не путаю, то ему делали стентирование. Вася меня сводил к нему в отделение, познакомил. А когда мы (Васин отец и я) немножко оклемались, он повёз нас в местный Диснейленд (не помню, как точно называется немецкий парк развлечений), и мы катались на всевозможных аттракционах, я – откинув костыли в буквальном смысле…
И ещё меня навещали «наши бывшие немцы» – из Казахстана, Сибири, Поволжья… Их в Мехернихе оказалась целая колония. Они приходили, приносили – трогательно – кто кефир, кто коробочку конфет. Подолгу сидели, плакали, тосковали по Родине, с которой уехали, рассказывали, что никак не приживаются в Германии. «Там, в России, мы были немцами, – говорили они, – а здесь мы – русские».
К сожалению, когда рухнула, не без участия нашего «минерального секретаря» (так с лёгкой руки остроумного Лёни Филатова называли Михаила Горбачёва за его «антиалкогольную компанию»), стена, немцы из Восточного Берлина так и остались немцами «второго сорта». Ну, а «наши» немцы – попали в «третий сорт». Только тот, кто приехал в детстве, сумел адаптироваться. А взрослые в основном жили на пособие. Женщины с высшим образованием работали чаще всего уборщицами. Мужчины – в лучшем случае грузчиками или водителями фургончиков, развозящих продукты. Большая же часть – лежала на диване, грустя о прошлом и растрачивая пособие на пиво…
Мою палату приходила убирать «русская немка» – хмурая, неприветливая. Думаю, что она-то и «рассекретила» меня. И под конец недели тяжело было даже не то, что ко мне стекались бывшие соотечественники, – больно было за их сломанные судьбы…
Хотя, конечно, бывали исключения. Например, ко мне несколько раз приезжала счастливая пара: он, Фёдор, этнический немец из Белоруссии, художник, она – местная немка, плохо говорящая по-русски, но улыбчивая и доброжелательная…
Через десять дней Василий перевёз меня в Мармаген – городок совсем маленький. Среди лесов и полей – несколько улочек с домиками, как будто игрушечными или пряничными, с черепичными крышами и цветущими палисадниками. А немного в стороне от городка – многоэтажное здание реабилитационного центра…
Наши врачи, когда делают аналогичную моей операцию, требуют НЕ ВСТАВАТЬ С КРОВАТИ В ТЕЧЕНИЕ ТРЁХ НЕДЕЛЬ. А о бассейнах не разрешают даже думать как минимум ТРИ МЕСЯЦА.
Я уже рассказала, как буквально на третий день после операции меня начал «мучить» физкультурный врач. А в Мармагене меня сразу посадили на велосипед-тренажёр – крутить педали: сначала 5 минут, потом 10, потом полчаса. И сразу же назначили занятия в бассейне. Вот это было гениально: спускаться по ступенькам было ещё трудно, поэтому нас опускали на подъёмнике, а выходили из воды мы уже по ступенькам сами. Но самое главное – то, что ты СТУПАЕШЬ по дну бассейна и понимаешь, что нога – живая и ты скоро пойдёшь. И от этого хочется взлететь!!!
А ещё в Мармагене я любила гулять, проходила на костылях километра полтора: там в поле паслись рыжие коровы – красавицы с длинными ресницами. Скучая о своих кошках, я с ними здоровалась и беседовала. Они по-русски не понимали, но внимательно слушали…
Ещё через десять дней Вася Горбачёв перевёз меня в Бонн, в реабилитационный центр в Кайзер-клиник. И там я провела месяц. Главным врачом клиники был красавец – доктор Зойзер. Но главное его достоинство, кроме того, что он был прекрасным специалистом, было в том, что, во-первых, он помнил имена и фамилии всех пациентов, а во-вторых, увидев пациента издалека, он сиял счастливой белозубой улыбкой и приветствовал: «Морген, фрау Варлей!» Пациенты его обожали и улыбались ему в ответ. Своим позитивом он как бы программировал их на благополучный исход лечения.
Доктору Зойзеру я сразу заявила, что должна приехать через месяц в Москву БЕЗ КОСТЫЛЕЙ и желательно без палочки. Доктор изумился и спросил: «Варум?» (почему?) Я объяснила, что у нас очень «добрые» журналисты и не оберёшься фотографий на костылях в «жёлтой прессе». Доктор Зойзер понял и сказал, что теперь всё зависит от меня, – придётся усиленно заниматься, чтобы успеть накачать новые мышцы (ведь во время операции все мышцы и сухожилия перерезаются, а потом сшиваются).
Я вставала в шесть утра. Шла под душ, чтобы очнуться: я уже говорила, что по природе и по образу жизни, как и большинство творческих людей, – сова. Спускалась в кафе выпить кофе. И дальше – весь день я только и перебегала с одной процедуры на другую, из одного спортзала в другой… Бассейн… Массажи…
В результате, когда подруга Лариса приехала со своим мужем меня встречать в аэропорт Шереметьево, она удивилась, увидев меня на телеэкране в зале прилёта: «А где костыли?» – был её первый вопрос…
Через два дня я уже выступала в концерте…
Я вернулась домой счастливой и, как мне казалось, абсолютно здоровой. На даче в Опалихе я отправилась в магазин на станции за продуктами – без палочки. Но русские женщины ненормальные. Я набрала продуктов – и вес оказался неподъёмным. Я еле доползла до дачи – умоляя Бога, чтобы он позволил мне дойти, а не упасть замертво на полпути…
Больше одна я за продуктами на станцию не ходила. Хотя и сегодня я никогда не могу остановиться – и это нужно, и то, и во второй раз идти не хочется…
Почти два года я полноценно работала. Но потом вторая нога стала напоминать о себе – всё сильнее и сильнее. Отец Власий ведь предупреждал меня, что придётся оперировать и вторую ногу. Это «закон парных чисел»…
Я старалась отгонять от себя и боль, и мысли о том, что мне предстоит ещё одна операция. Потому что вообще непонятно было, где можно найти деньги на этот раз…
И вдруг мне звонят и приглашают в гастрольную поездку по Кубани и по кубанским станицам – вести большую концертную программу. В концерте пели звёзды: Ренат Ибрагимов, Тамара Гвердцители, Сергей Захаров, оперные певцы, выступал скрипичный детский ансамбль. Принимали на «ура». Жители кубанских станиц такие сердечные, такие гостеприимные! Каждый день мы переезжали на новую площадку, в другую станицу. А жили в гостинице в Ейске. Переезды для меня – всегда самое трудное. Усталость накапливалась. Нога начала болеть.
И вот однажды, когда мы возвращались с концерта, ко мне подошёл президент Фонда Николая Чудотворца – Михаил Иванович Чепель. Он сказал: «Наташенька! Я за вами наблюдаю всё это время. На сцену вы выходите на высоких каблуках и прекрасно держитесь. Но, когда заканчивается концерт, я вижу, что вам трудно идти. У вас какие-то проблемы?» И я ему всё рассказала. И тогда Михаил Иванович, ещё один мой ангел-хранитель, предложил помощь фонда – перевести деньги в клинику на операцию. Я растерялась. Михаил Иванович, человек невероятной доброты и душевной щедрости, меня понял и предложил не торопиться с ответом. А когда я пойму, что пришла пора делать операцию – все телефоны фонда у меня есть…
