Сшиблись две стенки, началось кровавое месиво. Те и другие бились отчаянно, мощно, кулаками, прикладами. Кто-то даже в рукопашной умудрялся стрелять. Брызгала кровь, летели выбитые зубы.
Перекошенная рожа мелькнула перед глазами Саблина. Немецкий ефрейтор рвал заклинивший затвор. Да, техника подводит в самый ответственный момент. Ефрейтор вскинул глаза, увидел собственную смерть и как-то обмяк, смирился. Словно не в дырочку ствола смотрел, а на икону. Короткая очередь опрокинула его навзничь, отправила в путешествие по загробным мирам. Великомученик, мать его!
Кто-то набросился на капитана справа. Он повалился на колени, обнял противника за ноги. Тот по инерции полетел вперед и так треснулся лбом о каменный бордюр, что пилотка слетела с головы. Алексей подпрыгнул, стал остервенело бить подошвой в основание черепа врага.
Тут он словно почувствовал что-то, вскинул голову и увидел изумленные глаза все того же немецкого офицера. Тот высунулся в пустой проем, где раньше были ворота, и смотрел на Алексея. Ведь тоже узнал!
Еще мгновение, и Саблин вспомнил бы его, но разве тут до этого? Офицер вскинул руку с «Парабеллумом». Алексей полоснул в его сторону очередью, тот отшатнулся, а Саблин кубарем подался вбок, увертываясь от атаки разъяренного фельдфебеля.
Свалка была лютой. Русские и немцы бились как за мать родную! Надрывный вопль висел в воздухе. Черкасов колотил прикладом по физиономии солдата, оседающего на землю, злобно ржал. Семашко стиснул кому-то горло, давил обеими руками. Ноги несчастного стучали по земле. Он бил ладонью по бедру противника, как заведено в состязаниях. Дескать, сдаюсь, конец боя. Размечтался, наивный!
Сержант Овечкин, обливающийся кровью, вырывал автомат у рослого солдата. Тот тоже едва стоял на ногах, но свою собственность не отдавал, шипел как гадюка.
Плечистый здоровяк в лопнувшем на спине мундире оседлал поверженного красноармейца, бил его в грудь ножом. Тот захлебывался рвотой, отдавал богу душу.
Алексей налетел сзади, ударил прикладом по каске. Но немец лишь отмахнулся от него как от назойливой мухи. Все верно, сила в руках уже не та. Саблину пришлось ударить ниже, в позвоночник. Кажется, это подействовало.
Ему казалось, что этому запредельному абсурду не будет конца. Но ситуация сломалась. Вражеское войско дрогнуло. Сначала попятился один солдат, затем другой. За ними побежали к воротам и все остальные, едва волоча переломанные ноги и держась за вскрытые черепа.
— Все в подвал, живо! — выкрикнул Алексей.
Его уже шатало, автомат падал из рук.
Бабахнула «Пума», лезущая в ворота. Снаряд влетел в окно, взорвался внутри замка. Там тоже кто-то кричал. Скорее всего, прислуга улепетывала в заднюю часть дома.
Забил пулемет, установленный на «Пуме».
Люди пятились к подвалу, отстреливались. Все оперативники, сержанты Овечкин и Герасимович, четверо солдат были целы.
Впрочем, Овечкину не повезло. Он попал под шальную пулеметную очередь, когда уже подбежал к подвалу. Несколько пуль угодили ему в спину. Герасимович кинулся к товарищу, но отшатнулся, понял, что тому уже не помочь.
Люди по одному соскакивали вниз, съезжали по лестнице.
Прежде чем прыгать, Алексей обернулся. Он увидел, как бронеавтомобиль по телам солдат въехал во двор. За ним появились пехотинцы, побежали к садику.
— Братцы, уходите, — прохрипел замыкающий боец.
Он с трудом дышал, волочил ногу.
— Я их задержу, прикрою вас. У меня осталось немного патронов. Все равно не смогу бежать с вами.
Это, кажется, был рядовой Мелихов, тот самый неуклюжий красноармеец, случайно наткнувшийся на архив, спрятанный в заброшенной канализации.
Спорить с ним Саблин не стал. Если уж сам напросился, то так тому и быть.
Алексей вбежал в подвал и опять обернулся. Мелихов, раскинув ноги, лежал на верхних ступенях и посылал во врага короткие прицельные очереди.
А во дворе уже горланили немцы. «Пума» рычала, давила распотрошенные кусты и странные скульптуры.
Долго ли этот парень продержится?
Впереди сопели люди, лезли в подвал, влетали в сумрачное помещение с канализационным люком.
Хомчик молодец! Он уже стряхнул с себя барона, угомонил его нокаутом и помогал людям спускаться в колодец.
Снаружи тявкнула пушка. Что-то посыпалось со стен.
Рядовой Мелихов прекратил стрельбу. Через десять секунд толпа немецких солдат, жаждущих мести, наводнит подвал.
Алексей последним сбросил ноги в люк и заскользил по шахте, хватаясь за скобы.
Глава 3
Хомчик оплеухами привел барона в чувство, заставил ползти по горизонтальной шахте с трубами и кирпичной кладкой. Люди проворно карабкались на четвереньках. Кто-то нервно посмеивался. Мол, дети подземелья.
Да, все резко поменялось. Но ведь живы!
Алексей полз последним, волоча за ремень автомат. Какие-то патроны в диске оставались, но совсем не те, при наличии которых можно вести успешные боевые действия. Он постоянно останавливался, вслушивался.
Немцы тоже лезли в подвал. Когда они минуют вертикальную шахту, будет очень грустно. Гранаты бросать не станут, не самоубийцы же. Начнут палить в темень, всех не положат, но замыкающего — точно.
Фонарик в нагрудном кармане не пострадал, пока работал, хотя батарейка и подсела. Алексей снова сунул его в зубы, дополз до ниши, в которой находились архивы. Дьявол! Нельзя их оставлять!
Тот гауптман со знакомой рожей знает о них. Именно он, скорее всего, должен вытащить барона из беды и пробиться с ним к союзникам.
— Эй, ты кто? — Саблин схватил за щиколотку человека, ползущего перед ним.
— Это я, товарищ капитан, Герасимович, — отозвался сержант. — Вы бы фонарик изо рта вытащили, а то ни хрена непонятно.
Саблин избавился от фонаря и спросил:
— Гранаты есть?
— Есть, товарищ капитан. Пара лимонок осталась. Похоронить нас хотите?
— Выбора нет, сержант. Здесь архивы. Давай обе.
— А как я их отдам? Не червяк же. Вот они, товарищ капитан, на полу оставил, забирайте.
— Спасибо, сержант. Будет грохот, не пугайтесь.
Сержант догонял колонну, прыгал на четвереньках как кузнечик. Испугался он, что ли?
Алексей нащупал гранаты, кое-как сумел повернуться лицом к тылу, снова взял фонарик в зубы.
«Рядом архивы. Я их не отдам. Моя добыча! Пусть мимо проходят», — решил он.
В тылу ворочались немцы, лезли вперед. Появятся они в шахте, поздно будет принимать решение.
Он распластался на полу с фонарем в зубах, выставил автомат, ждал. Пятнадцать метров до поворота, за которым та самая шахта. Там что-то завозилось, заворочалось.
