Так или иначе, краткий отчёт в Петербург, где было указано о неприкрытом интересе иностранцев, был отослан.
Был получен и ответ, под общей чертой: «принять меры» с определёнными указаниями и предписаниями.
Дубасову, находящемуся на месте, многое виделось иначе. Встретившись с начальником особого Беломорского отдела пограничной стражи полковником Бруннеманом и обсудив с ним общие моменты, вице-адмирал по собственной инициативе решил внести в планы некоторые коррективы, «хотя бы для перестраховки».
* * *
К приезду царя подготовились со всем надлежащим рвением. Каменный вокзал станции Исакогорка был великолепно убран, вплоть до развешенных живых цветов, сиял огнями. На перроне высокого гостя встречали официальные начальствующие лица, фронтом выстроилась полицейская городская дружина.
За их спинами колыхалась публика других сословий: степенно и верноподданнически надували щёки господа… раскрасневшиеся дамы, несмотря на свежий ветер, волнительно махали веерами… народ попроще, кто вяло, кто истово крестился, готовясь к поклонам и одновременно вытягиваясь на цыпочки – разглядеть получше. А уж вокруг них носились мальчишки, увиливая от подзатыльников, первыми оглашенно заорав: «Еду-у-уть!»
Его императорское величество чинно и торжественно сошли по ступенькам вагона, несколько суетно высыпала свита, распределяясь в порядок по чину и значимости.
Среди прочих Дубасов, к своей досаде, увидел вице-адмирала Рожественского и, улучив минуту, когда Николай II заглотит первую порцию приветствий и славословий, сунулся вперёд со своими бумагами, присовокупив к ним докладную записку жандармского ротмистра.
Романов читать не стал, велев кратко озвучить суть. И хмурился, услышав о шпионских страстях, многозначительно переглядывался со стоящим рядом флигель-адъютантом.
Однако внимания уделил немного, лишь коротко переговорив о чём-то с руководителем секретной службы императорской охраны, генерал-лейтенантом от жандармерии Ширинкиным Евгением Никифоровичем.
К тому времени объявили погрузку на губернаторский пароход «Муром» и паромные суда. Людское скопление сдвинулось, прибывшие из столицы и встречающие потянулись на посадку.
Короткое путешествие через Северную Двину царственная особа со свитой провели на верхней палубе, отвечая на приветствия с многочисленных мелких водных средств, сопровождавших царский пароход.
А Архангельск уже трезвонил всеми колоколами.
На Соборной пристани всё торжество встречи повторилось, но уже при полном собрании жителей города и при бо́льшем ликовании.
Накануне пристань красочно оформили флагами на мачтах. При начале спуска, у Соборной улицы была обустроена большая арка, украшенная гирляндами, щитами с вензелями, гербами и прочей императорской атрибутикой.
Играл оркестр, поднесли хлеба́-со́ли, затем царь обошёл строй Архангельского резервного пехотного батальона, построенного в почётный караул.
С пристани высокий гость со свитой проследовал при полных энтузиазма криках народа через триумфальную арку в кафедральный собор. Где самодержец был приветствован краткой речью преосвященного владыки, вышедшего к нему со святым крестом.
Выслушав в соборе положенное молитвословие, в исход пятого часа пополудни высокий посетитель изволил направиться с осмотром достопримечательностей города.
За всей пышностью встречи Бюнтинг успевал подмечать детали и в принимающей стороне, прежде всего следя, чтобы всё шло по регламенту.
Видел, как неспокойный Дубасов словно аж приплясывал в нетерпении, продолжая сжимать свою папку с бумагами. И понимал его тихое негодование.
Бюнтинг знал о планах вице-адмирала касательно Северо-Восточного прохода
[44].
Вообще, как государственный чиновник, губернатор остро оценивал всю важность и значимость ледового пути, и не в каких-то там далёких видах на освоение, а уже в конкретном знании – это возможно, это существует!
Осознавал открывающиеся в связи с этим перспективы не только для развития губернии, когда роль Архангельска как транзитного порта возрастёт в разы, а и для всей России.
Намерение же флотских, пользуясь возможностями ледокола из будущего, провести несколько броненосцев коротким северным путём и тем самым изменить баланс сил на море, с перспективой – на всём дальневосточном театре военных действий, принимал как несомненно логичное.
Дубасов, вернувшись с корабля пришельцев, тогда «закопался» в своих бумагах, чертя какие-то линии на карте тихоокеанского региона, непонятные таблицы, строя планы…
Тем более что «гости из будущего» дали вполне чёткий хронологический расклад войны, из которого следует, что японцы выиграли каким-то невероятным везением и на пределе своих возможностей.
Или же почти…
Или хотелось в такое верить…
Или чем чёрт не шутит…
В общем, желание было понятным. И, несмотря на суету иностранных разведок, получить тактический выигрыш представлялось возможным, проведя боевые корабли втайне, по крайней мере на начальной стадии похода. Но теперь…
Всё это царское пришествие происходило с такой степенностью, неторопливостью и нарочитостью, а сам приезд государя с уже назначенным командующим Второй Тихоокеанской эскадрой, в то время как страна ведёт войну на этом самом Тихом, должно было вызвать массу вопросов у всех иностранных агентов. И само по себе о многом говорило.
А между тем его императорское величество продолжал своё неторопливое шествие.
По городу, пестреющему развешенными флагами, мимо наводнивших улицы восторженных горожан следовал целый кортеж: впереди ехал полицмейстер, следом царь в экипаже на паре вороных лошадей, принадлежавших городскому голове, позади свита вместе с охраной.
В планах было посещение лагеря Архангельского резервного батальона, общины сестёр милосердия Красного Креста, осмотр промышленных предприятий и образцов заводских изделий. Но прежде Николай велел остановиться у почтово-телеграфного отделения и собственноручно отправил телеграмму «своей дражайшей Алекс».
И только к семи вечера государь изволил пожаловать в зал Городской думы на торжественный обед, устроенный в честь самодержца гражданами Архангельска (по подписке на 150 персон), куда к тому времени собрались начальствующие и высокопоставленные лица, представители отдельных частей всех ведомств, знатные иностранные гости.
Последние, несмотря на извечную людскую тягу к дармовщине, не столько ели-пили, сколько ждали, когда же будет озвучена причина высокого визита в столь глухой край.
Его императорское величие не торопились, принимая поздравления, выказывая обратное уважение, обсуждая насущные проблемы северян, снисходя вплоть до волостных старшин и представителей коренных народностей. А всю официальную часть заявлений перекинув на одного из своих статс-секретарей из свиты, обозвав того весьма своеобразно – пресс-секретарём. Впрочем, термин оказался вполне понятным, а на взгляд некоторых иностранных корреспондентов, в корень удачным.
