– Так я и говорю, – Шпаковский неторопливо потянулся следом, – вчера мнение среди «киповцев»
[60] разделилось. Одни в грудь кулаком бьют: «Дайте нам время и бабки, мы изотопа вам наварганим, сколько потребно». Другие предлагают всунуть на ледокол ещё дополнительный паровичок на мазуте, типа «на атомные “орланы-кировы” вспомогательные котлы ставили, а нам на электродвигателях и того проще будет».
– А-а-а, так это их плакат висел с пририсованной дымовой трубой за фоком? А где они котлы хотят воткнуть? На месте кладовых? Уродство. Но и атомную гонку устраивать раньше времени не хотелось бы. Пронюхают же… если начнём скупать уран.
– На десять лет раньше, десять позже… какая разница!
– Э-э-э, не скажи. Я иногда вообще думаю, что человечество живёт по какому-то сценарию. Либо кто-то тонко управляет процессом. Ведь подумать только, на какой хлипкой грани всё трепыхалось. Начнись теории с разработками на пять лет раньше – и у Гитлера бомба! Представь бесноватого с ядерной дубиной – накидал бы вокруг не задумываясь. И когда бы его всё же в логове прищучили – под собой бы рванул, вместе со всем Берлином.
– Ну, так этого акварельщика можно хоть прямо сейчас ехать и мочить.
– Личность в истории. Согласен. Может, такого другого в Германии и не случилось бы… Хотя там повёрнутых на расовой идее всегда хватало. Но есть ещё и Япония. Уж там фанатиков… япона-мама не горюй! Эти бы тоже не остановились. И ведь ядерный жупел не сразу был осознан. Англосаксы вполне серьёзно планировали долбить атомными бомбами СССР. Однако же нет. И не будем тут отдавать должное их благоразумию или ссыкливости. Просто… этого не было в Великом сценарии. А потом, исторически у технически развитых государств, которым есть что терять, складывается такая система управления, что не получается безумных правителей, готовых развязать ядерную бойню. И нарождающихся под Кораном превентивно били по рукам, не давали до атома добраться. Хотя ещё надвое бабушка сказала – Индия и Пакистан не скатились же за край. Вот поэтому я и считаю – надо осторожней менять ход истории, как бы на режиссеров не нарваться.
Шпаковский изобразил на лице работу мысли и хмыкнул:
– Хрена себе ты конспирологического шороху навёл. Или теологического? Если представить, что поминаемый тобой режиссер – Бог. Тут…
– Тут у нас, кстати, никто на почве «переноса» о руке Бога и прочих высших сил не двинулся?
– Так я о чем же. Второй механик у нас мусульманин. Даром что Валера. Я и не знал, нет этого в деле. Ну, и завёл вчера песню из репертуара «аллах акбар».
– Что, на полном серьёзе?
– Ну да.
– Твою мать, этого только не хватало. Нормальный ж с виду был… Все эти кричащие «акбар» мне напоминают футбольных болельщиков, фанатеющих от своей любимой команды, ну, типа: «Арсенал» чемпио-о-он!!! При этом сами они в футбол не играют, не умеют и не хотят… Помню, в детстве был на экскурсии в доме-музее какого-то писателя. И там обслуга. Тетки, изучающие творчество и всё связанное с великим писателем. И они такие: «Вот это ЕГО кресло, в котором ОН сидел, этим пером писал…» И всё с придыханием и благоговением. Я смотрел на них. И медленно начинал ужасаться и жалеть – они не живут своей жизнью, живут чужой… жизнью давно умершего человека, сделав из него некий культ для себя. Но эти хоть по-тихому, а религиозные лезут со своими догмами. Хватают за рукав. И орут… Уроды.
– С этим Валерой (сдаётся мне, никакой он не Валера) немного поговорили. Он всё же не дурак – успокоился. Вроде всё понял. Но приглядывать я за ним буду.
– Это само собой.
– Не знаю, кэп, одобришь ли, но я в его каюте камеру скрытую поставил. От греха…
– Стоп!
– Ну, а на хрена нам…
– Тихо, говорю! – Черто́в приподнял руку, скинув капюшон, прислушиваясь. – Собаки!
Стояли, навострившись, вглядываясь в туман, молча его костеря, пытаясь что-то высмотреть в редких полосах просвета и не подумав хвататься за бесполезные в таких условиях бинокли.
Начбезопасности дёрнулся к лееру, указывая на юг:
– Там!
Спутать уже было нельзя, ни с кайрой
[61], ни с чайкой. Собачий, тявкающий лай.
– Тревогу?
– Сирену не надо. Волкову – пусть своих людей поднимает, но оружием не светить.
Шпаковский, ссутулившись, с нажимом забормотал в рацию.
И полминуты не прошло, как внизу захлопали двери, затопотали по железу ботинки.
Краем глаза Черто́в увидел фигуру морпеха, занявшего позицию на баке у кнехта: «Быстро, молодцы!» И тут же ухватился взглядом за появившуюся в тумане тень: «Вот они!»
Вереница собак в упряжке – тянут гружёные сани. Следом ещё одна упряжка.
«Мля, расслабились! Спрятались в сугробах, нах! Какие тут на́ хрен радары – собако-псы подкрались незаметно. И что с этим теперь делать?»
– Спалились! – глянул на помощника.
– Кто это?
– Судя по экипировке – европейцы. И проводники из местных самоедов с ними. Престин говорил о норвежцах в Александровске. Точно они. У них отмазка железная – «экспедиция», но для нас это па́лево.
Не доезжая до ледокола метров сто, упряжки остановились, скучившись. Часть людей спе́шилась, казалось, нерешительно затоптавшись на месте, с постоянной оглядкой – громада корабля пугающе высилась в туманной дымке. Затем сгрудились, судя по выдыхаемому пару, активно совещаясь.
Навстречу двинулись трое. Винтовки на плечах, стволами вниз, неторопливо, пару раз миролюбиво махнув руками.
– Я пойду, – сделал ударение на «я» Шпаковский. – Скажу – капитану нездоровится, принять не может. А пока то да сё, решим, как быть дальше.
– Давай. Только на всякий случай броник надень. В Арктике человек человеку не волк, только вот у нас иная ситуация, если эти ребята те, о ком я думаю. Глупить не начнут, но…
Делегация из трёх человек была уже совсем близко, то ли боязливо обходя зубатый нос, то ли настырно метя к спущенному трапу у борта. Несмотря на натянутые шапки и поднятые воротники, было видно, что лица безбородые, что говорило – не местные.
Им навстречу вышли двое: суховатая, даже в плотных одеждах, фигура начальника безопасности, вторым вызвался сам старлей.
Черто́в подметил, что морпех разумно не стал козырять футуристическим «калашом», однозначно ограничившись скрытыми пистолетами.
Один из пришлых немного отошёл в сторону, разглядывая ледовый якорь. Что-то в его движениях Черто́ву не понравилось, но пришлось переключить внимание – основные делегаты сблизились.
